минометчикам не до охраны себя. Почти так же устроено отделение ротных минометов: командир, второй номер и охрана. Потому в отделении два ротных миномета, а во всем взводе три отделения, третье отделение, совместно с охраной минометчиков, это отделение пулевой поддержки. Конечно, это вам не Дуэ со всякими Гудерианами да Мольтке[238], но для диверсионного налета самое оно. Правда, пока их использование не планируется, зато пусть ноги потренируют, а ножки у них с ДВС или с дизелем конкурировать слабоваты, потому отстали.

К атаке на станцию готовится группа застрельщиков, Романыч вызвался сам вести группу, собирают десять грузовиков, косилку, Т-34 с бронеприцепом и два БА. Ребятки собираются, подгоняют амуницию, оружие и ждут команды.

– Ну что, Игорич, счастливо оставаться, что ли? – говорит мне, обнимая, Семенов.

– Да и вам счастливого пути, товарищ майор госбезопасности. Ты это, Романыч, береги себя, как бы, если что случится, меня твое гебье со свету не сжило.

– Даже не надейся, я еще собираюсь Гиммлера повесить на Унтер-ден-Линден и потом жить до ста лет и няньчить внуков своих внуков. Усек, Васек?

– Ладно, с богом, давай, товарищ майор, – прощаюсь я с Семеновым, он вскакивает на подножку машины. Тут сзади кто-то кричит: «Стооооой», и я, и Игорь оборачиваемся, к нам бежит Онищук, его бойцы толкают к нам одетого в форму Вермахта парня.

– Чего тебе, Петр? – спрашиваю я, обернувшись всем корпусом.

– Товарищ капитан, товарищ майор госбезопасности, стойте, важная информация.

– Что еще у тебя? – говорит Семенов, командуя жестом водителю глушить мотор, остальные тоже глушат моторы.

– Как показал этот «язык», товарищ майор, комендант станции оставил на ночь маршевый батальон, то есть теперь на станции два батальона фрицев плюс рота украинцев. Надо что-то менять в плане, товарищи командиры.

– А «язычок» твой показал, где расположился этот батальон?

– Да там же, на станции, в станционных помещениях.

– Любимов, у тя на гаубицах еще боеприпасы есть?

– Да, Романыч, по десятку полтора снарядов для всех трех гаубиц есть.

– А где этот Онищук, который испанец, ми амиго донде эста?[239]

– Эстой акуи, ми команданте[240], – и перед нами появился Онищук «испанец».

– Слушай, Онищук (вздрогнули оба Онищука), как ты думаешь, где нам лучше поставить гаубицы, чтобы ударить по станции, ты же тут вроде местного?

– То есть желательно, чтобы позиция была закрытой?

– Конечно, амиго, и где же расположить нам батарею?

– Двор пана Стародомского – самый лучший вариант, он на окраине, легко войти и легко уйти, да и станцию спокойно достаем.

– Тогда берешь в свое подчинение Полуэктова с гаубицами, кстати, можете и небельверфер взять – и вперед, в гости к пану Стародомскому. И все выполнять, пока готовитесь и ждете, как только начинается стрельба, выстреливаете весь запас – и сюда. Встреча в этой точке. Все ясно?

Накомандовавшись, товарищ майор госбезопасности, архистратиг, сел в грузовик и, пустив вонючий дым от синтетического бензина германского производства, группа ушла вперед. А нам остается только ждать, как отреагирует немец на чингисхановский прикол. Хотя чем лучше немецкие войска войск Хорезмшаха Мухаммеда[241] или войск Мстислава Удатного? Да ничем, те тоже не слабые солдатики были, но Чингисхан переиграл и тех и этих. Блин, надо срочно кого-нибудь послать к Ахундову, чтобы они не ударили во время обстрела. Чуть не забыл и посылаю Петруху на мотоцикле догнать Ахундова и рассказать об изменении планов, тем более рация у него в мотоцикле. Короче, по рации скоординируем момент нападения. Уехал Петруха.

От переживаний захотелось курить, беру сигаретку у курящего рядом бойца, немецкая сигаретка, «Юно» называется. Но это реально не «Кент»- восьмерка, в будущем я курил кентяру, а «Юно» паршивое на кентозаменитель не тянет, но на нет и суда нет, на халяву сойдет и Юно-говно. Тут кто-то рвет у меня изо рта сигарету, опа, это женская фельджандармерия, некий военветврач Бусенко.

– Ты что, снова куришь? – начинает наезд на меня Анюта.

– Прости, милая, я это… как его… ну это… по привычке, – и топчу брошенную наземь Бусинкой сигаретку.

В голову лезут всякие мысли, типа, а вдруг немчура щас порубает, на фиг, наших? Не хотелось бы терять Игоря (и Аню), семипятничного младлея Димку и остальных ребят. И тут начинается далекая и не громкая канонада, но из-за того, что ночь, мы слышим отлично. Это семеновцы напали по заветам степного Наполеона, хотя если сравнивать Наполеона и Чингисхана, то бонапартик намного пожиже старика монгола будет, Темучжин не на острове тюремном умер[242]. Тут к грохоту семеновской летуче-бегучей группы добавляется канонада от гаубиц Полуэктова. Денис, как и договаривались, закинул все снаряды на станцию (метит, конечно, в место ночлега маршбатяка, типа привет из Бреста, образца 22 июня) и замолкает вместе с орудиями, значит, ноги делает.

Тут появляются бондаренковцы, дошли ребятки, но они знают диспозицию и, не останавливаясь, проходят, им в разгар нашего боя необходимо напасть