– О Матка Бозка Ченстоховска, какой-то паршивый капитан смеет мне грубить, какой-то хам, нижний чин! – Эта гнида решила, типа, рисануться перед Бусинкой?

– Капитан НКВД, на общевойсковые звания это подполковник, так что ваше благородие я, фильтруйте базар пан или пропан. За паршивого могу и в харю дать, и на дуэль вызвать, тем более оскорблен я и выберу ППШ, ищите потом второй ППШ по всей Польше, или просто уши надеру. Кроме того, у меня под командованием дивизия бесстрашных бойцов, а у вас пшеко-пшик с дыркой от бублика стоят в строю, а командует ими мертвого осла уши по фамилии Рыдзы-Смыглы, причем откуда-то из Лондона. Где легионы Пилсудского, где ваша армия, где ваша независимость, пан полковник? (Я не капитан НКВД, я капитан войск НКВД, но пан полковник не в курсах.) Кроме того, может, нам проверить, чем вы занимались в 1920 году? Я предположу, что вы военный преступник и виновны в гибели советских военнопленных, попавших к вам во время битвы за Варшаву? Может, вы еще активно сотрудничали тут с гитлеровцами? Или, может, вас нашим украинцам отдать, они очень неровно дышат на политику полонизации-пацификации [159] на «кресах»[160]. Тем более вы полномочный представитель правительства, что полонизацию осуществляло. Ну как вам перспектива? Не хотите получить ответку украинизацией за полонизацию? И что за тон разговора перед товарищем Бусенко, она же дама.

Пан Вишневецкий сперва покраснел, потом посинел, побелел, побагровел, посеробуромалинел и, сморщив свое лицо, стал гавкать:

– Как полномочный представитель Польского правительства в изгнании и как местный командир «Союза вооруженной борьбы» приказываю вам оставить город в течение шести часов.

– Во-первых, ваша армия и правительство капитулировали перед Германией, следовательно, для меня они не существуют. Во-вторых, данная территория включена в территорию Третьего Рейха как генерал-губернаторство и независимой не является априори, профукали вы и такие, как вы, независимость Польши. Потому ваши приказы я не собираюсь выполнять, у меня есть мое командование, то есть мой непосредственный командир, народный комиссар Внутренних дел товарищ Берия, вот его приказы я выполнять ОБЯЗАН. А ваши утверждения, как и ваше звание, на данный момент НЕЛЕГИТИМНЫ. Если у вас есть какие-либо конструктивные предложения, я согласен выслушать, если нет, то честь имею, пан полковник. Вы еще солнцу прикажите погаснуть. А может, позвать-таки Чеботаренко, Прокопюка, Галия и Кушнира или вот товарища военветврача Анну Бусенко, их отцы сильно пострадали от полонизации, и эти украинцы так поляков вашего сорта теперь не любят…

Полковник посмотрел на меня испепеляющим взглядом, более теплым взглядом глянул на Анютку, хонор польски переполнял его, и он, развернувшись, ушел, ну и, как говорится, большому кораблю – большого поджопника, для разгона. Но нет, пан полковник самостоятельно испарился, пинка не потребовалось. А я бы дал, я парень щедрый, смыглорыдзых не люблю, зато на пинки тароват[161], да вот перед Бусинкой неудобно хулиганить.

Прошло полчаса, бойцы под руководством командиров занимались сортировкой трофеев, я же составлял донесение в Центр (щупал коленки Бусинке). Тут ко мне опять постучали:

– Разрешите войтить, товарищч командир? Дзень добры пани!

– Заходите.

И в комнату вошел мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, среднего роста, крепенький такой и с усами а-ля Тарас Бульба.

– Зденек Шиманский, местный командир «Спартакуса», ну, это подпольная коммунистическая боевая организация.

– О, рад познакомиться, пан Шиманский, проходите, садитесь. – Гость прошел за стол (который достался мне в наследство от коменданта майора фон Штаубе) и сел, сразу видно, родной, рабоче-крестьянский товарищ, ни тебе церемоний, ни тебе экивоков да книксенов-реверансов. Анюта же тоже не ударила в грязь лицом:

– Пан Шиманский, вам чай или кофе? (Это она в своем Сомонкоме научилась, видимо.)

– Благодарю, пани, но нет, я тут по делу, мне с вашим командиром поговорить надобно.

– Ну, пан Шиманский, слушаю вас? – перевожу в рабочее русло разлюбезничавшегося гостя.

– Я так понимаю, пан капитан, что вы партизанское, диверсионное соединение и имеете миссию нанести наибольший ущерб транспортным артериям Рейха?

– Да, товарищ Зденек, верно понимаете, Любимов я, по имени можете запросто – Виталий, а это товарищ Бусенко, Анна. Кстати, откуда вы русский так хорошо знаете? И до вас был пан Вишневецкий, тоже по-русски очень неплохо изъяснялся.

– Так мы же из Российской империи, товарищ Любимов, Вишневецкий был штабс-капитаном Императорской армии в свое время, а я рабочим, правда, революция застала на Путиловском заводе[162] меня. Из-за беспорядков на заводе перестали платить зарплату, а мне кормить семью, вот я и вернулся из Петербурга в Польшу, оттуда, из Питера, и язык, да и взгляды большевистские.

– Ну, я вас понял. Знаете, что от меня хотел пан Вишневецкий?

– Примерно представляю. Наверно, чтобы вы извинились за захват города и оставили его в течение часа?

– Ну да почти, только Вишневецкий был щедрее, он дал нам шесть часов. А вы что хотели, уважаемый товарищ Зденек?

– Я понимаю, что вы тут в тыловом рейде и ваша миссия нанести как можно больший урон швабам[163], так?

– Так точно, товарищ Зденек.