уже давно позавтракали и занимаются своими делами. Кто бегает под командой сержантов, кто тренируется (саперы по-своему, танкисты по-своему, ну и остальные тоже), на кого наезжает танками Абдиев. А кто сидит и слушает тихо-мирно эфир. Кстати, сегодня в десять ночи должен спуститься самолет за генералами и за предателями, имевшими когда-то такое же звание.
Ну и, значит, отправив группу бывших (предав, теряешь звание) и настоящих генералов в Центр, основная часть дивизии пойдет в поход. Как соединение Ковпака, хотя, по-моему, его еще нет в природе, ну, соединения, Ковпак вполне еще первый секретарь Путивльского горисполкома, мэр города. И, размышляя, я умываюсь по пояс и, когда уже начал обтираться, заметил, что рядом безмолвно стоит Никифоров.
– Доброе утро, товарищ истребитель. Ты что ж так пугаешь, хоть бы кашлянул, что ли?
– Товарищ командир, разрешите отчитаться за ночную бомбардировку.
– Может, я сперва все-таки до конца вытрусь, а?
– Да, конечно, товарищ комдив.
– Спасибо за разрешение. – И я, усмехаясь, заканчиваю ликвидацию последствий водных процедур (и тяжелых романтических дум).
– Пошли ко мне в штаб, старлей-орденоносец, там и поговорим. Товарищ боец, сходите на кухню, к старшине, скажите, что я хотел бы позавтракать. – Загрузив по пути пробегавшего мимо бойца, идем в штаб (боюсь я один на один с думками оказаться), и Никифоров начинает:
– Товарищ капитан, все провели, как и планировали, впервые проводили высотную бомбардировку, и я очень беспокоюсь за результаты.
– Думаешь, не попал в немцев? Ну и пусть, ваша цель была не громить немцев, а дезинформировать. Но товарищ Ильиных постарался, и координаты, по которым вы отбомбились, не заняты населением, там враг. В первом случае это склады и казармы, во втором случае это полевой лагерь охранной дивизии, ее фашисты выслали, чтобы расправиться с нами. Ну и третий случай – это ремонтный двор бывшей МТС, сейчас противник там ремонтирует свою технику (ну и трофейную тоже). Так что не должны были попасть в наших гражданских, но если даже бы и попали, хотя нет, не должны были (а про себя думаю: а вдруг все-таки попали, а?).
– Потерь нет, немцы пока успевали понять, что это бомбардировка, мы уже улетали, так что их зенитки только зря боезапасы расстреляли. Правда, на третьей точке они скорей всего уже нас ждали и, ориентируясь по звуку моторов, сразу начали стрелять. Мы прям на ходу сбросили бомбы и ушли на полном газу обратно.
– Ну, молодцы, Никифоров, благодарю за службу!
– Служу Советскому Союзу!
– Ах да, Никифоров, стой, я тут ночью подумал, нужно этой ночью, ну, практически завтра утром, на рассвете, разбомбить точку D, но чуть тщательней. В этот раз желательно по живой силе отбомбиться, там немцы кулак собирают, планируют напасть на нас, и чем больше их вы побьете, тем лучше. Но без пикировки, заходите со стороны точки U, кидаете свои бомбы – и на полной скорости обратно. Все бомбы сбросить с одного раза, понятно?
– Так точно, товарищ комдив.
И Никифоров ушел, вместо него в землянку спустился красноармеец Хушвактов, землячок мой, вчера его Елисеев реабилитировал, ну то есть выпустил, отфильтровав.
– Салом аллейкум, командир-ака, вот вам старшина завтрак передал. – В руках Хушвактов держал котелок с подогретым супом (остатки вчерашнего ужина, кстати, откель солдатик прознал про мое месторождение?) и мощный кусок хлеба.
– Красноармеец Хушвактов, ты уже завтракал?
– Так точно, командир-ака.
– Ну, можно просто так посидеть, с командиром за компанию?
– Так точно, командир-ака.
– Как зовут? – и, начиная восточно-неспешный разговор, приступаю к супу.
– Али я, товарищ капитан.
– Откуда, когда призван, как в плен попал?
– Я из колхоза «Байраки Сурх» («Красное Знамя»), который недалеко от Бухары, призван в ноябре 1939 года, служил в стрелковой дивизии, в плен попал при обороне Минска. Ночью был в боевом охранении, вроде не спал, раз, удар по голове – и все, оказался у немцев, разведка взяла меня как «языка».
– И что, много рассказал врагу?
– Нет, я притворился человеком, не знающим русский язык, говорил им по-таджикски и по-узбекски, простите, товарищ командир, но это был мат. Они били, пытались у меня узнать место расположения артиллерии, я по-русски отвечал только одной фразой: «Я па русска ни гавару», примерно на сотом ударе они признали бесполезность меня как «языка» и, просто дополнительно побив, отправили в лагерь для военнопленных. Оттуда нас и вывозили на поезде, когда ваши ребята нас выручили.
– Кем был до попадания в плен?
– Второй номер пулеметного расчета красноармеец Хушвактов Алиджон Пулодович.