Я продолжил свой поход в столовую, и тут ко мне елисеевский боец привел кавалериста и девушку.

– Разрешите обратиться, товарищ комдив? По приказанию начальника особотдела дивизии привел к вам лейтенанта Бондаренко и военветврача третьего ранга Бусенко. – И, сдав мне Бондаренко с девушкой, боец удалился.

– Ну, давайте знакомиться, я капитан Любимов, комдив здешний.

– Лейтенант Бондаренко по кличке «Букварь», командир эскадрона N-ской кавдивизии, взят в плен при атаке на танковую колонну.

– Военветврач третьего ранга Бусенко, командир ветеринарной службы второго полка N-ской кавдивизии, взята в плен в составе обоза дивизии.

– И что, много танков уничтожил лейтенант? – спрашиваю я, а глазами Бусенко буравлю, блин, как же она на Анюту похожа, и фамилия та же. Может, бабка моей Бусинки? А лейтенант браво отвечает:

– Всего их было восемнадцать, остановились, сучьи дети, на обед, банкет у леса устроили, а мы из леса и в шашки пауканов-тараканов тевтонских. Еще и в танки накидали гранат, пять штук уж точно не пригодны, горели знатно, остальные, может быть, восстановят.

– Молодец Бондаренко, если бы каждый взвод РККА уничтожил шесть танков противника, мы бы с тобой сейчас где-нибудь у Рейхстага общались бы. Проверку у особистов ты прошел, поговорим теперь о наших баранах. Лейтенант, у нас есть план создать кавалерийский эскадрон, кони у нас есть, тебе надо из красноармейцев лошадиного образа мыслей отобрать будущих кавалеристов. И вообще, пошли на обед, там договорим.

И я с Бондаренко и Бусенко (кстати, она тоже на меня уж как-то неровно смотрит) пошел на обед, в столовую, сели за один стол с Хельмутом, с генералами да с танкистами. За столом Ивашин громко спорил с Нечипоренко, какой танк лучше: КВ или Т-34. Я познакомил ребят с новым командиром не менее нового подразделения ДОН-16. Бондаренко сразу пожал руку Хельмуту за помощь в освобождении из плена, но удивился, узнав, что Хельмут – реальный немец. Оказывается, Бондаренко думал, что Хельмут советский парень, просто хорошо знает немецкий язык. Ну, раз с Хельмутом они сдружились, я и отправил их вдвоем отбирать кавалеристов, в первую очередь к Елисееву, ну из тех, кто прошел фильтрацию. (Интересно, да? Немец знакомит красного командира с его будущими подчиненными, и это не РОА, а вполне себе РККА/НКВД.) А эта Бусенко молчит, смотрит на меня и молчит. Постоянно ловлю на себе ее взгляды, в голову лезут всякие мысли. Фу, ересь, не может быть.

Пошел я на склад, к милой (от Бусенки этой сбежал), почему-то на обеде Маши не было видно.

– Привет, Мань, привет, любимая, как ты? Почему тебя на обеде не было?

– Ой, зашиваюсь я, любимый, – ответила Маня, нежно отвечая на поцелуй. – Сам посуди: завтра ночью отправка, и я должна приготовить все к тому времени, питание, боепитание, ГСМ и т. д., ну ты сам все понимаешь, но ночью приду к тебе. Ты иди уж, выздоравливай.

И отвесила мне страстный поцелуй, мням, ну да, блин, жизнь удалась! Вышел я от Мани и решил сходить к летчикам-самолетчикам, пусть готовят свои летальные[129] (летательные, летальные они для врага) аппараты к ночной бомбардировке (старательно отгоняю мысли о Бусенке, блин, она так похожа на Бусинку).

Летчики как раз закончили обед, видимо, им позже доставили, ну, и я вызвал Никифорова для постановки задачи.

– Здравствуй, Никифоров, как ты? Братец твой как? У нас недостаток танкистов, потому его определили на Т-34 мехводом. Не жалуется?

– Все на высоте, товарищ комдив, да и брательник не нарадуется на своего железного коня.

– Ну и хорошо, так вот слушай меня: в прошлый раз группой командовал Кравцов, потому что он бомбер, в этот раз командовать будешь ты, как раз потому, что ты истребитель. Ваша цель, пробомбить до точки U, сперва поражаете ее, затем, во время второго вылета… закидываете бомбами Вашкув, ну и затем точку F (место нашего поворота на Польшу). Никакого пикирования, никакого прицельного бомбометания, никаких повторных налетов, ваша цель – пощипать врагу нервы. Понял? Как только зенитчики открывают огонь, просто уходите, три вылета, три точки, три бомбардировки, как понял?

– Вас понял, товарищ комдив. Во сколько вылетать?

– В десять часов ночи, а пока просто готовьтесь, прикрепите бомбы, заправьтесь и проверьте аппаратуру на своих летающих тарантасах. А, да, летят все, кроме У-2, малыши пусть отдыхают.

– Так точно, товарищ капитан. Разрешите исполнять?

– Да, – и я пошел обратно к земляночке своей, ибо устал, да и нога начала ныть немножко.

И вот я в штабе дивизии, хотя у людей в штабах и секретарши длинноногие, и вагон и маленькая тележка вестовых, денщиков и другого слоя подхалимского населения, а у нас всего этого нет, только стол для обсуждений, кургузый кривобокий столик для еды и кровать моя со стульями. Причем вся мебель самодельная, не каждый бомж позарится, а нам нравится! Откуда-то взялся у меня в землянке роман «Красное и Черное» некоего Стендаля, не знаю откуда, но реально классное снотворное. Страниц тридцать прочту, и я уже в царстве Морфея I Снотворца, и до утра – мирный, тихий сон. Ну его в сторону, во-первых, жду Онищука с их операции «Боже, покарай карами карателей». А ночерком[130] Манюня обещалась заглянуть на огонек (реально огонек, светильник системы «катюша», гильза снарядная, керосин и фитиль из ваты), вот и ее надо подождать. Хотя чувствую, еще полчаса – и без Стендаля засну капитально. (А может, Бусенко заглянет на огонек? Фу, ересь, нет!)

И тут в голову шваркнула мысль, как молния освещает ночные джунгли в сезон дождей. А если это моя Бусинка? А если и она пришла сюда, ко мне? Манюня же как-то сюда пробралась, чем черт не шутит с Аней-то? Уф! Слава богу, кто-то стучит.

– Войдите! – И в землянку вваливается Онищук со Смирницким.