– Вон в той высокой бутылке есть вино, – сказал Монах.
– Оно наверняка давно превратилось в уксус.
– Нет, оно еще не испортилось. Попробуй.
Я подошел к бутылке. Нацедил вина в свою миску. Он был прав. Вино было прекрасное.
Я предложил его Монаху, но тот снова отказался.
Я выпил довольно прилично. Я уже так давно не наслаждался вкусом вина, что его аромат казался мне настоящим чудом.
Я пил и говорил. Монах сидел молча и слушал. Он спросил меня, как так вышло, что я шел совсем один и тащил такие тяжелые сани.
– И что ты ответил ему?
– Вино развязало мне язык. Боюсь, я рассказал ему все. Вероятно, я и сам не подозревал, насколько сильно мне нужно было исповедаться, не держать все внутри себя. В конце Монах кивнул…
– Путь до Рима долог и опасен, – сказал он. – Начиная отсюда – все меньше дорог, по которым можно пройти, и все больше блокпостов.
– У меня нет выбора, – ответил я.
– Выбор есть всегда. Дорога на Милан почти свободна.
– Но я иду не в Милан.
– Никогда нельзя знать наверняка. Если путь короче, это не означает, что он лучше.
Я ухмыльнулся. Я чувствовал себя пьяным. Рыгнул, и отрыжка от чересчур крепкого вина наполнила рот кислым. Монах протянул руку, чтобы палкой расшевелить пламя костра.
И в тот момент я увидел его руку.
– И что ты подумал?
– Я решил, что просто пьян. Что все это просто снится и утром, когда я проснусь, ничего не будет. Но той ночью случилась одна вещь.
Я проснулся, и вдруг хмель совершенно исчез. Я видел все вокруг предельно ясно и четко.
Монах сидел рядом и пристально смотрел на меня. Капюшон уже не закрывал лица, но, поскольку за спиной монаха горел костер, я увидел только черный гладкий овал.
Вспомнилось секундное видение черного когтя, шевелившего пламя. Я спросил себя, как мне удалось заснуть рядом с этим монстром.
– Проснись, Джон, – сказал тот.
– Что такое? – ответил я, протирая слипшиеся ото сна глаза.
– Я должен кое-что сделать для тебя.
– Ты уже сделал для меня очень много. Убежище, вино.
– Подарок, который я хочу сделать, гораздо ценнее.
– Ах, ну ничего себе, – сказал я с издевкой. – Насколько ценнее?
– Суди сам, – произнес он. И поднес правую руку к моим глазам.
Я почувствовал резкую головную боль. Иногда говорят, что сильная боль ослепляет, но это всего лишь образное выражение, лишенное прямого смысла.
Боль, которую испытал я, ослепила меня в самом буквальном смысле. Я провалился в темноту.
– А потом?
– А потом в темноте я услышал звон колокольчика и увидел Монаха, появившегося вдалеке. Сначала он был не больше точки, но постепенно становился все больше, пока не оказался прямо передо мной.
– Ты как? – спросил он меня.
– Что ты сделал с моими глазами?
– Я избавил их от недостатка.
– Какого недостатка?
– Они работали слишком хорошо. Настолько хорошо, что для тебя это было опасно. Тебе нужны особенные глаза. И я дал их тебе. Ты отплатишь мне за них, когда сможешь.
– Ты ослепил меня!
– Но ты же меня видишь.
– Ты всего лишь иллюзия!
