сумасшедший. Тридцать два ребенка от шести до десяти лет были расстреляны из автомата.
«Где Ты был, когда этот монстр направлял на невинных свое ружье?» – крикнул он в душе своему Богу.
Но какая-то часть его самого уже знала ответ. И она была сильнее любых сомнений.
Этих детей убил человек, а не Бог.
Бог позаботился об их душах, но он не мог отнять у убийцы свободу выбора. Такое объяснение Джон дал бы любому спросившему. Хотя на самом деле предпочел бы, чтобы Бог опустил с небес руку и вырвал сердце из груди ублюдка прежде, чем тот успел произвести хоть один выстрел.
Тем не менее, Дэниэлс не позволил своим сомнениям нарушить святость мессы. Он исполнил ее предельно внимательно и аккуратно. Отсутствие зрения не было помехой: руки знали все наизусть. Воспроизведение привычных действий давало некоторое утешение.
Только когда он начал читать «Отце наш», молитву с 1700-летней историей, что-то внутри начало сдаваться.
«Да приидет царствие Твое…»
Но мир больше не принадлежал Богу, и тем более не принадлежал он человеку.
«Хлеб наш насущный даждь нам днесь…»
Но какой хлеб? Быть может, в мире никогда больше не будет хлеба. Теперь слова «ядите: сие есть Тело Мое» следует понимать буквально…
«И не введи нас во искушение…»
Искушение выжить: пусть даже ценой убийства, насилия, грабежа. Именно в таком порядке: от менее тяжелого преступления к более тяжелому. Потому что отнять жизнь в этом царстве мрака и смерти было меньшим грехом, чем обокрасть…
«Но избави нас от лукавого…»
Как же это возможно в мире, где лукавый подстерегает в каждом вздохе, в каждом луче света, в каждой встрече. Бежать уже некуда. Враг находится внутри нас.
Лукавый одержал победу.
Джон вздохнул.
«Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь».
– Аминь, – отозвался голос с порога комнаты. Вошел Управляющий.
– Закончилось? – спросил он. Джон отрицательно помотал головой. Извинившись, молодой человек сделал два шага назад. Стоя у входа, он дослушал последние слова мессы. Когда отец Дэниэлс произнес слова благословения отсутствующим верующим, Управляющий улыбнулся. Он не перекрестился. Когда священник закончил собирать обрядовую утварь в рюкзак, юноша снова вошел в комнату.
– Теперь можно поговорить с тобой?
– Да.
– У тебя было не особо много зрителей.
– Месса не спектакль.
– Хочешь сказать, что ты не разочарован?
– Я хочу сказать, что это не имеет значения. По крайней мере, для меня. Ты хотел спросить меня о чем-то?
– Я хотел напомнить тебе о чтении. «Том Сойер». Одна группа утром и две во второй половине дня.
– Хорошо.
– Хотя сегодня, конечно, выходной.
– Для меня
– Ах да. И, кстати, есть еще одно дело, о котором я должен поговорить с тобой. Мать милосердия говорит, что по ночам ты разговариваешь с какой-то женщиной.
– В этом нет ничего странного.
– Но видишь ли, дело в том, что эту женщину не видно.
– Для меня это не проблема. Ты, наверное, заметил, что я слепой.
Управляющий покачал головой.
– Тут немного другая история. Не пытайся запутать меня. Мать говорит, что эта женщина невидима. И тем не менее, ее голос прекрасно слышен. В общем, создается впечатление, что в твоей комнате есть женщина. Но как только кто-то заходит, ты оказываешься один.
– Красивая была бы история, если бы это было правдой.
– То есть, ты хочешь сказать, что это неправда?
– Я этого не говорил.
Отчаявшись, юноша тяжело вздохнул.
– Таким образом, ты отказываешься говорить мне правду, священник? Есть в твоей комнате женщина или нет?
