Джон Дэниэлс видел, как Маркос падает и как его телохранителей разоружают солдаты двух городов.

Все произошло невероятно медленно. Священник практически мог поклясться, что видел, как пуля влетела в окно, пробила стекло противогаза и проникла в мозг Маркоса.

Он огляделся. Только теперь он осознал, что наступил день. Освещавшие резню огни, яростно ревевшие в ночи, казались бледными и безобидными. Языки пламени, преобразовывавшие лица в чудовищные маски, больше не алели, и в свете зари люди снова становились теми, кем являлись на самом деле: мужчинами, женщинами и детьми, которые потеряли родителей, чтобы в тот же день обрести новых среди их убийц.

«Трудно поверить в то, что все это воля Твоя», – подумал Джон.

Потом он увидел, как одна из женщин гладит по голове сидящего у нее на руках ребенка, а тот улыбается в ответ.

– Трудно поверить и в то, что покрытая снегом земля вновь расцветет весной, – прошептал голос Монаха.

– Где ты был? Где вы были?

– Мы там, где мы есть. Разве это важно? Задай тот вопрос, который волнует тебя на самом деле.

– Почему вы не вмешались? Этой ночью очень многие из нас умерли.

– Но никто не умер по нашей вине, – ответил голос в его сознании. – Вы сами приняли решение, сразились и одержали победу. Сегодняшняя битва не увеличила расстояние между нами, а сократила его.

– Что теперь будет?

– Никто не знает. По крайней мере, я не знаю. Думаю, нам нужно будет поговорить еще. По-новому посмотреть друг на друга. Моя задача была привести тебя сюда и сделать так, чтобы ты нашел это ужасное устройство. Но ты сделал гораздо больше. Ты создал народ. Теперь он твой. Теперь ты не одинок в своем путешествии. И я тоже пойду с тобой.

Джон увидел, как Вагант спускается по лестнице. Даниэла побежала ему навстречу. Они обнялись так крепко, что Джон испугался, что они повредят друг друга.

«В этих объятьях не может быть вреда», – пробормотала с улыбкой Алессия.

Священник посмотрел на солдат, которые искали среди мертвых своих пропавших товарищей. Вслед за битвой пришло время скорбеть и оплакивать погибших.

Склонив голову, Джон Дэниэлс читал молитву над последней жертвой этого чудовищного дня. Виновные или невинные, праведники или грешники, слишком многие уже были мертвы. Пришло время перестать проводить различия. Время поставить точку в ряду убийств. И думать о будущем.

Он вспомнил слова Монаха.

«Ты создал народ. Теперь он твой».

Он подумал, что не хочет этого.

«Я больше никого не буду использовать», – пообещал он самому себе и своему Богу. Встав на колени, он осенил крестным знамением лоб Маркоса, а потом лбы казненных Сынов Гнева.

На это ушло много времени, но потом двое мужчин и одна женщина пришли ему на помощь.

Джона это поразило даже больше, чем если бы через стеклянную крышу станции внутрь вдруг проник луч света.

Он чувствовал благодарность.

Он ушел в сумерки.

Это был очень грустный день. Тогда исполнился месяц с завоевания центральной станции и уничтожения Сынов Гнева. Осмотрев бумаги, оставшиеся от Диакона, Джон обнаружил доказательства его связи с Давидом Гошальком, безумным проповедником, которого Дэниэлс встретил в Венеции, и с кардиналом в красном, правившим в Риме.

Доказательство того, что Сыны Гнева не погибли в Милане и что Джону еще придется сразиться с ними.