Не веря своим глазам, Джон смотрел на гигантский темный массив, нависавший над дорогой и жалкой вереницей автомобилей, словно выехавших из старой кинохроники о русской революции.
– Это был замок Миланского короля, – произнес шестнадцатилетний юноша, тараща глаза под стеклами противогаза.
Джон подумал, что нет никакого смысла поправлять его и объяснять, что в Милане никогда не было короля.
Альберти зачарованно смотрели на древние руины. Замок по-прежнему производил сильное впечатление, несмотря на то что довольно большие участки стены разрушились, а на фасаде виднелись следы пожара.
Колонна проехала мимо въезда в замок и пересекла площадь, загроможденную покрытыми снегом старыми автомобилями. Ехавший в голове грузовик был оборудован бульдозерным отвалом, расчищавшим путь от снега и обломков. Отваливавшаяся от автомобилей ржавчина окрашивала снег, как сухая кровь.
Судя по всему, на поверхности Альберти чувствовали себя уверенно. Время от времени кто-нибудь из них доставал из рюкзака очень странное устройство – что-то вроде стеклянного сосуда, внутри которого находились две станиолевые полоски, прикрепленные к проволоке. Предмет поднимали в воздух и смотрели, как двигаются эти тончайшие полосы, а потом убирали приспособление обратно в рюкзак. Старшие Альберти подшучивали над теми, кто это делал. Но с приближением темноты даже в их поведении все заметнее проявлялась некоторая напряженность.
Они успели проехать меньше мили, когда сумерки начали опускаться на землю. Холод стал еще более сильным и пронизывающим. Ветер ревел оглушительно. Это было на руку, потому что скрывало их приближение. Но временами порывы были настолько сильны, что солдатам приходилось хвататься за борт, чтобы не упасть. Они инстинктивно жались поближе друг к другу. Надвигающаяся ночь внушала страх.
Колонна продолжала двигаться с выключенными фарами. Вагант сказал, что у водителя первого грузовика очень мощный прибор ночного видения. Всем остальным достаточно следовать за ним даже после наступления полной темноты, чтобы свет фар не выдал их приближения. Джону эта идея казалась глупой: грузовики так громко шумели и так сильно воняли, что были заметны за милю и без света фар.
Собрать столько транспорта, наверное, было непросто. Джон слышал, что труднее всего оказалось достать шины. На них приделали самодельные гусеницы из досок и проводов. На низкой скорости это было относительно эффективно, хоть из-за них тревожно вибрировала обшивка грузовиков.
Они ехали уже два часа. Так медленно, что Джона охватывало отчаяние. Но для солдат, большая часть которых уже двадцать лет не слышала звука мотора, это было настоящее чудо.
Теперь они пересекали каньон высоких разрушенных стен. Когда-то здесь проходила центральная улица Милана. Солдаты нервно вглядывались в разрушенные фасады, ища признаки жизни или движения. Джон снова пожалел об утрате своего сверхъестественного зрения. У него было неотступное ощущение, что за ними следят. Но Джону не удавалось уловить ни одного признака невидимых наблюдателей, хотя он ни на мгновение не сомневался в их присутствии.
Они пересекли еще площади, проехали еще улицы. Один из грузовиков остановился: мотор работал вхолостую. Пассажиры пытались подтолкнуть его, чтобы снова привести в движение, но это не помогло. Солдатам пришлось сдвинуть машину с дороги и распределиться по другим грузовикам. Один из них влез на грузовик, в котором сидел Дэниэлс. Альберти помогли солдату забраться в кузов.
Когда он сел, Джон увидел, что это Самуэль.
– Эй, – прикрикнул на него один из Альберти. – Поставь ружье на предохранитель, козлина.
Раввин кивнул. Но, судя по всему, он представления не имел, как это делается. Презрительно фыркнув, Альберти помог ему. Потом оглядел с ног до головы.
– А ты не с Бонолы? – спросил он.
– Оттуда, – ответил Самуэль, не задумываясь.
Альберти внимательно оглядел его черные кудри, бороду, нос. Потом сказал что-то своим товарищам, и они все недружелюбно уставились на раввина.
– Нам не нравятся евреи, – сказал угрожающим тоном Альберти, сидевший прямо рядом с ним. – Нам не нравятся евреи, негры, китайцы, латиносы и все, кто странно говорит. Как ты, – заключил он, тыча пальцем в отца Джона.
Самуэль покачал головой.
– Да ладно. Я родился в этом городе. Моя мать…
– Срали мы на тебя, на твою шлюху-мать и на всех твоих говнопредков. Будь ты хоть высран на эту землю, ты миланец не больше, чем эти гребаные Монстры, которые захватили Дуомо.
Произнесший эти полные ненависти слова человек сидел в самой глубине грузовика, опираясь спиной на кабину. Он был не очень высоким, но обладал весьма внушительным телосложением, как у медведя. Волосы под шлемом острижены коротко, почти под ноль. В отличие от товарищей, его светлая борода была аккуратной.
Он говорил размеренно, почти безучастно. Как будто то, что он говорил, было совершенно нормальным, как и череда оскорблений, слетавших с его
