Присев передо мной с двумя ломтями хлеба и банкой арахисового масла, Каллум быстро окунул в масло нож, намазал один из кусков и протянул мне.

– Все нормально. – Я начала с жадностью есть.

– Ты вырубилась в челноке. Я немного разволновался. Тебе же не понадобится антидот? – Он расплылся в улыбке. – Впрочем, наверху еще немного осталось. Можем начать немедленно.

– Нет, спасибо, – простонала я. – Со мной все хорошо. Я угостилась всякой дрянью от КРВЧ на всю оставшуюся жизнь.

– Хорошо. Но если, мало ли, у тебя возникнет непреодолимое желание сожрать меня, то я сгоняю и принесу.

Я со смехом взяла второй бутерброд.

– Давай лучше о людях. Насколько я понимаю, вы с ними поладили, раз уживаетесь вместе.

Лицо Каллума стало серьезным, он откинулся назад, упершись ладонями в пол.

– Не совсем. Повстанцы в ярости от обмана Михея, а большинство остальных, наверное, попросту терпят нас, так как другого выхода нет.

Я удивленно вскинула брови:

– О Михее что-нибудь слышно?

– Нет. По-моему, это плохой знак. Наверняка он что-то замышляет. Хочет отомстить. – Каллум подался вперед и потянулся за очередным ломтем, едва я доела второй. – Думаю, ты права. Нам, скорее всего, придется уйти.

– До того, как мы очистим все филиалы?

– Вряд ли это возможно. Из-за моего дурацкого плана мы потеряли кучу народа, а людей наша судьба не колышит. Ты была права.

– И вовсе не дурацкий был план, – сказала я мягко, беря у него третий ломоть хлеба. – Мне он очень даже помог.

– Ну да, – согласился он. – Я бы рехнулся, если бы потерял тебя. – Наши взгляды встретились. – Но ты все равно была права. Игра не стоит свеч. Я хочу только одного: уйти с тобой, а люди пусть разбираются сами. Какое нам до них дело?

Голос его был печален, плечи поникли, и я даже немного взгрустнула по тому прежнему, чересчур оптимистичному Каллуму, пусть он и бесил меня там, в резервации.

– Люди никогда не меняют своих убеждений сразу, – заметила я. – И не притворяйся, будто ты можешь вот так сбежать и бросить всех на произвол судьбы. Это не так.

– Но ведь ты пострадала из-за меня, когда я убедил тебя остаться, и…

– Ничего мне не сделалось, – нахмурилась я. – И я сама так решила. Захотела бы – ушла одна.

– Мы оба знаем, что не ушла бы. Уж больно я тебе нравлюсь.

Увидев его довольную ухмылку, я прыснула:

– Это точно.

Он снова погрустнел и опустил глаза:

– Но я действительно согласен с тобой. Они ненавидят нас и помогать не станут.

– Им страшно, – возразила я. – Они избавились от КРВЧ и хотят просто спокойно жить. Понять их можно.

Он посмотрел на меня, не веря ушам:

– Ты что же, теперь борешься за права людей?

– Я… – Неожиданно мне пришло в голову, что проще всего было бы согласиться с Каллумом и убраться отсюда. Ведь всего несколько дней назад мне хотелось того же.

Но сейчас это казалось неправильным.

– Я тут подумала, – тихо сказала я. – Накануне того дня, когда Адди подвесили на веревке, она попросила меня о помощи. Я отмахнулась. Мне не хотелось высовываться, и она обиделась. А потом нас обеих сбросили с челнока. – Я посмотрела на соседнюю койку. – Примерно так же вышло с Эвер. Я могла ей помочь, но даже не попыталась. Я занималась обычным делом: выполняла приказы и помалкивала.

– В смерти Эвер нет твоей вины, – возразил Каллум.

– Знаю. Во всем виновата корпорация. Но это не значит, что меня не мучают угрызения совести.

Он коснулся моей руки:

– Я не знал.

Я ласково погладила его пальцы:

– Мне надоело, что КРВЧ заправляет всем и считает, что вправе так обращаться с нами. Когда я наконец оторвала задницу и вступилась за тебя, мне впервые стало легче. Так что за дело. Я готова.

Он тихо засмеялся, глядя на меня счастливыми, полными надежды глазами:

– Ты уверена? Ведь повстанцы действительно нам больше не союзники.