– Можешь идти, – сказала я ему, придерживая дверь. – Я побуду с ней.

– Наверное, уже поздно, – отозвался он, потянулся и встал.

– Знаю.

Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Я села возле импровизированной постели и посмотрела на лицо девчонки. Она была бледна, темные волосы разметались по подушке. Я уже видела ее вчера, когда больных детей только привезли, но ей было слишком худо, и говорить она не могла. Имени ее никто не знал.

Вздохнув, я потерла лоб. Как же ее вывезли? Может, родные сами позволили нью-далласским властям забрать ее или же город попросту избавлялся от больных вирусом КДХ? Нам явно предстояло долгое и упорное налаживание отношений.

Неожиданно тело девочки дернулось, я замерла, потом быстро вскочила на ноги. Руки держала по швам – лично мне, когда я перезагрузилась, было бы неприятно, если бы ко мне прикоснулся кто-нибудь незнакомый. Но видеть кого-то рядом хотелось наверняка. Это я знала точно.

Тело дернулось еще несколько раз, и вот она распахнула ярко-зеленые глаза. Пальцы вцепились в одеяло. Девочка сделала резкий вдох и завертела головой. Наконец ее испуганный взгляд остановился на мне.

Я приготовилась к воплям, но их не было. Она часто дышала, но смотрела на меня молча.

Издав короткий вздох облегчения, я улыбнулась ей.

– Рен, – тихо сказала я.

У меня чуть было не сорвалось с языка привычное: «Сто семьдесят восемь», но я сдержалась. Нас больше не интересовали номера.

Она встревоженно провела ладонью по руке:

– Сколько… сколько времени я?..

– Это не важно, – ответила я. – Теперь ты проснулась.