хруст.

Меня захлестнула злость, и я начала пробиваться вперед, расталкивая толпу. Целых пять лет я послушно выполняла приказы и спокойно наблюдала, как калечили и убивали тех, кто мне нравился. Больше этому не бывать.

Увидев меня, Михей сузил глаза. Плечи его распрямились. Он был готов к драке.

Я остановилась прямо перед ним, чуть перевела дух и выпалила:

– Почему она здесь?

На Адди я не смотрела, потому что боялась слететь с катушек и оторвать ему башку.

– Я не потерплю разговоров о бунте и спасении людей, – невозмутимо ответил он. – Вербовка рибутов для помощи людям недопустима.

Я всмотрелась в толпу. Адди выдал кто-то из тех, кому она доверяла. Я нашла глазами Айзека, но на его лице был неподдельный ужас, а окружавшие его рибуты просто кипели от злости. Это точно не они.

Вновь повернувшись к Михею, я склонила голову набок:

– Не потерпишь разговоров? Неужели?

Он заиграл желваками:

– Да. Нет ничего хуже, чем предать своих же товарищей-рибутов. Я даже не уверен, что этого наказания достаточно. – Михей махнул рукой в сторону Адди.

Проклиная себя, я вспомнила наш с ней вчерашний разговор. Это я пропустила мимо ушей ее предложение выкрасть схемы филиалов. Это я не захотела помочь ей и Каллуму вступить в переговоры с рибутами, хотя отлично знала, что в случае разоблачения они рисковали навлечь на себя гнев Михея. Почему я ничем им не помогла? Трудно было, что ли? Когда мы только прибыли, остинские рибуты смотрели на меня с придыханием. С ними я могла бы упрочить свое положение здесь.

– Отвяжи ее, – спокойно проговорила я в полной тишине, нарушаемой лишь порывами ветра.

– Нет.

– Ты сказал что хотел. Отпусти ее.

Он подступил на шаг, и мне пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

– Я сказал: нет. Может, и тебя подвесить?

– Попытайся. Хотелось бы посмотреть, как у тебя это получится.

Краем глаза я заметила, что рибуты чуть выдвинулись вперед в знак поддержки. Меня. Михей тоже увидел это, и его лицо исказилось от гнева.

Он глянул через плечо:

– Врежь ей еще.

Не видя ничего от красного тумана в глазах, я бросилась на него и с размаху впечатала ладони ему в грудь. Он с воплем опрокинулся, и я подпрыгнула, когда он попытался схватить меня за ноги. Не давая ему подняться, я двинула ему коленом в челюсть, и он пошатнулся, сплевывая кровь.

Тогда я прыгнула, обхватила его за шею и пригнула к земле. Потом, не отпуская его голову, наклонилась и, чеканя каждое слово, громко сказала:

– Я снимаю ее. И попробуй только мне помешать. Сиди смирно, иначе окажешься на ее месте.

Я выпустила его шею и встала; Михей начал судорожно хватать ртом воздух. Направившись к Адди, я заметила боковым зрением, что взбудораженные рибуты потянулись за оружием. Я едва заметно качнула головой, и их пыл чуть поостыл.

Увидев меня, Джулс вскинула палку, но Михей взмахом руки остановил ее.

– Пусть снимает, – сказал он.

Чувствуя, как понемногу отпускает напряжение, я разжала кулаки, а когда оглянулась, то увидела, что Михей сидит на земле и утирает кровь, сочащуюся из разбитого рта. Его лицо было серьезным, но беззлобным, и это насторожило меня.

Я повернулась к Адди и вынула из кармана нож. Ее свежие раны еще не затянулись, и она с трудом приоткрыла глаза, когда я подошла ближе. Одно плечо явно было вывихнуто, рубашка на спине превратилась в лохмотья с запекшейся кровью. Висела она так уже давно, – скорее всего, сначала ее избили где-то подальше от посторонних глаз, а после выволокли на всеобщее обозрение. Запястья были красны: очевидно, раны, причиненные веревками, открывались заново, не успев затянуться. Их слишком туго перетянули, и кисти посинели от недостатка кровообращения.

Я подтащила стул, которым, вероятно, воспользовались мучители, чтобы подвесить Адди, обхватила ее за талию и перерезала веревку. Адди вздрогнула и резко втянула воздух, когда я высвободила одну руку. Перерезав вторую веревку, я поспешно схватила Адди за спину, чтобы не дать ей упасть.

– Спасибо, – шепнула она, уткнувшись в мое плечо и сотрясаясь от рыданий.

Сзади послышались шаги, я обернулась и увидела Каллума. На его лице застыли гнев и сострадание, но я заметила и еще кое-что. Гордость за меня. А такое бывало нечасто.

– Дай-ка мне, – сказал он, придерживая Адди за талию, и, когда я отпустила, взял ее на руки.