– Ну и славно.
Он поцеловал меня в щеку и отстранился, чтобы посмотреть в глаза.
– Меня не волнуют твои убийства – ты ведь совершала их, потому что иначе было нельзя, – сказал он. – И пришла в ужас, когда тебе предложили убивать ни в чем не повинных людей. Ты плохо себя знаешь и мало ценишь. Сегодня я наблюдал за Михеем и думал, могла бы ты стать такой, как он. И вот мой ответ: не могла. – Он отвел мои волосы с лица. – Никогда. Ты совсем другая.
Сглотнув предательский комок в горле, я хотела спросить, уверен ли он в своих словах, но он приник ко мне губами, обнял за шею и прижался всем телом.
– Прости, – проговорила я, с трудом отрываясь от его губ. – Ты ведь знаешь, что я останусь и помогу тебе? Я понимаю, как это важно для тебя.
Это не было важно для меня, и я ощущала, что напряженность между нами еще не исчезла. Но если он сказал правду и не собирался указывать мне, что и как чувствовать, то в этом, возможно, не было большой беды.
– Знаю, – ответил Каллум. – И спасибо за это.
Он снова поцеловал меня, теперь уже более пылко, и крепче прижался ко мне всем телом, а я стала перебирать его темные волосы. Мы и прежде позволяли себе нежные объятия, но в ту ночь все было иначе. Мое сердце колотилось как сумасшедшее, а в груди разливалось невероятно теплое чувство покоя и едва уловимой грусти.
Его пальцы бережно провели по моей щеке, потом скользнули к шее, и я не напряглась, как случалось обычно, когда он добирался до ворота рубашки. Но ни рубашки, ни моей обезображенной груди, которую она скрывала, он не коснулся, потому что всегда ждал моего разрешения, и я знала это. Он лишь обнял меня одной рукой и притянул к себе.
Я уткнулась ему в шею и медленно выдохнула, закрывая глаза и растворяясь в его объятиях.
Когда я проснулась, Каллум еще спал. Это бывало так редко, что я не посмела шевельнуться, боясь его разбудить. В щели палатки лился яркий солнечный свет, и я испугалась, что мы проспали чуть ли не до полудня.
Спустя полчаса Каллум заворочался и, не открывая глаз, начал ощупью искать меня рядом, как делал каждое утро.
– Как хорошо, что ты здесь, – сонно шепнул он мне в ухо.
– Где же мне еще быть? – рассмеялась я.
Он положил ладонь мне на спину, и я почувствовала, как меня бросило в дрожь.
– Нигде. Просто я хочу, чтобы ты знала. Мне всегда хорошо, когда ты рядом.
Я не смогла сдержать улыбку и нагнулась, чтобы поцеловать его.
Вдруг снаружи раздались громкие крики и топот ног. Я резко села. Сразу стало ясно: случилось что-то страшное. В этих криках отчетливо слышалась паника.
Не мешкая, я выбралась из палатки и обулась, Каллум выскочил следом. Толпа рибутов бежала к чаше для костра; мимо нас промчалась разъяренная Бет.
– Что случилось? – крикнула я, перейдя на бег.
– Адди! – бросила она через плечо.
Внутри меня все оборвалось, я мигом вспомнила день гибели Эвер. Все было точно так же: паника, беготня, а когда я подоспела на место, было уже поздно.
Я рванула вперед, обогнала остальных и обогнула палатки.
И – остановилась как вкопанная.
Да, это была Адди. Подвешенная посреди лагеря. Запястья были примотаны веревкой к деревянному столбу, ноги не касались земли. Рубашка была вся в крови, голова упала на грудь. Вокруг нее толпились угрюмые рибуты, в основном местные. Но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.
Перед Адди стоял Михей, рядом – Джулс с длинной палкой в руке.
В ушах у меня стучало. Неужели мертва?
Голова Адди чуть дернулась, и у меня от неимоверного облегчения подкосились ноги.
– Что за…
Я обернулась и увидела, что Бет со сжатыми кулаками рванулась к Михею.
– Назад! – Михей со свирепым лицом заступил ей дорогу. Бет сразу остановилась, и он пригвоздил ее взглядом, указав на толпу. – Назад, тебе сказано!
Пару секунд она буравила его глазами, потом отошла на шаг и что-то глухо пробормотала стоявшим рядом. Ее слова немедленно передали по цепочке, и рибуты приняли боевую стойку. Вперед выступили даже несколько жителей резервации, их гневные лица были напряжены.
– Пусть все видят раны! – гаркнул Михей, развернувшись к Адди лицом. Джулс кивнула и подняла дубину. Удар был такой силы, что я услышала
