— Четвертый? — выпал из меня еще один вопрос.

— Да нет, только второй, — внесла точность Аделина. Потом обозрела мою вытянувшуюся мордашку и звонко, точно юная девушка, рассмеялась: — Не верь всему, что в листовках пишут.

Ну да, было бы странно, если бы она тут же созналась во всех злодеяниях и потребовала немедленно вернуть ее на остров.

— И из заточения вы не сбежали? — думала, что поддела ее, я.

— Нет! — радостно объявила госпожа Аольская, щурясь от ослепительного солнечного света, льющегося сквозь большое окно.

На поведение мое она совершенно не рассердилась. Ну если только не считать гору блинчиков, политых медом, кои эти двое навалили мне на тарелку. Однако любопытство отогнало аппетит.

— Ваше лицо кажется мне знакомым, — все никак не получалось угомониться, — словно я его много раз видела. Но не могу вспомнить где…

— А ты себя без шрамов когда-нибудь представляла? — хитро взглянула на меня Аделина.

Ой…

И точно!

Понятное дело, почему я не догадалась: ведь запретила, давным-давно запретила себе думать, как было бы без всего этого. И, по возможности, следовала внутреннему запрету. А тут…

Какое сходство!

Но как…

Догадка ледяным водопадом обрушилась на голову. Вот почему они мне помогали и были добры!

Ой, мамочки! Что ж теперь делать?!

— Получается, не было никакого ларца с сокровищами? — чувствуя себя героиней самой настоящей волшебной сказки, где возможны любые чудеса, с замиранием сердца спросила я. — Вы Марте меня отдали?

— Конечно же, был, — возмутилась Аольская.

— Я понятия не имею, где он, — уточнила на всякий случай.

А то еще начнут трясти! Может, мама все деньги на дом истратила?

— Не волнуйся, я знаю, где мои сокровища. — Она отмахнулась от этого так легко, будто содержимое ларца не имело никакого значения. — И тебе скажу. Но давай обо всем по порядку, ладно?

Слушать ее было легко, действительно как волшебную сказку из детства. В рассказ верилось и не верилось одновременно, и я даже есть не забывала. Кстати, блинчики были возмутительно вкусные, так что кто-то с маленькими задатками рисса скоро потянулся за добавкой.

А рассказывала Аделина просто невероятные вещи…

— У меня всегда был особый дар нравиться мужчинам. Помню, еще в детстве соседские мальчишки делали за меня всю работу по дому, лишь бы только я вечером посидела с ними на веранде. Кумушки с рынка, где торговала мама, судачили, что в свете у меня бы отбоя от поклонников не было, но мы были бедны и безродны, о сборищах богатых господ только из старых газет, которые носил по улицам ветер, узнавали. — Она рассказывала не слишком-то веселые вещи, но, когда глаза затуманились воспоминаниями, на губах появилась слабая улыбка.

Никогда бы не подумала… Сейчас Аделина выглядела и держалась как знатная дама.

— По мере того как я взрослела, симпатия некоторых поклонников становилась навязчивой. Кое-кого папа гонял, иногда даже пускал палку в ход. — Она хихикнула, как девчонка, и тут же снова стала серьезной. — Но особенно отличился один. Бартош Брунт. Он рос по соседству и долгие годы сходил по мне с ума. Но я боялась его, чувствовалось в этом парне что-то темное. А он трижды сватался и не счесть сколько раз был бит палкой. Не потому что родители ко мне прислушивались, мама к тому времени уже умерла, а отец лелеял надежду пристроить меня за знатного, хотя бы содержанкой, чтобы можно было тянуть из «зятька» деньги. Он у меня любил карты, но они отвечали ему холодным равнодушием.

М-да… И я еще жаловалась, что это мне трудно живется. Как выяснилось, красота тоже не всегда гарантирует безоблачное существование.

Рассказ еще не дошел до сути, но Аделину почему-то уже было жалко.

— Потом Бартоша забрали служить в армию, и жить стало гораздо спокойнее, а то я в последние перед этим месяцы даже по улице ходила с опаской, — продолжала она рассказывать. — Но покой продлился недолго. Отец крупно проигрался и отдал меня замуж за того, кто согласился покрыть долги.

— Жуть! — не сдержалась я.

Аделина посмотрела на меня с нежностью и, кажется, не погладила по щеке только потому, что не могла дотянуться.

— Тебе так кажется, потому что ты еще молода и ждешь большой любви. — Она читала меня, как открытую книгу. Даже те строчки, которые были замазаны толстым слоем чернил. — Я переехала в хороший район, в богатый дом. Меня стали называть госпожой. Справедливости ради надо признать, что страсть к молоденьким девушкам была единственным недостатком пожилого профессора теоретической магии. Он был добр ко мне, даже по-своему любил. И именно мне завещал сокровища, которые долгие годы собирал в своих экспедициях. Даже несмотря на то, что у него были дочери от предыдущей