И лишь через секунду понял, что горло его собеседника пробито стрелой…

– Всех, до единого! – рявкнул Номинас, взмахивая мечом. – Не жалеть! Никого не жалеть!!

– Кровь! – эхом отозвались его воины. – Кровь!

Возможно… Маловероятно, конечно, но может быть… Может быть, если бы отряд кардинала Бруджи составляли обычные масаны, их бы смутила жестокость Номинаса. Возможно… Маловероятно, конечно, но может быть, кто-нибудь из них не смог бы убить старика. Или женщину. Или ребёнка. Возможно…

Но старый Бруджа прекрасно знал, к чему способны привести жалость и сомнения, и потому собрал в команду отъявленных подлецов. Наёмников без совести и чести. Грязных убийц, не знающих слова «сострадание».

– Кровь!!

Больше сотни головорезов бешеными псами кинулись на Лигаров. Дали дружный залп, послав стрелы с убийственно короткой дистанции, и тут же перешли в рукопашную, добивая выживших острыми, как ненависть к рыжей суке, клинками.

– Кровь!!

Отрубленные конечности. Мечущиеся Лигары. Отбивающиеся Лигары. Падающие Лигары…

Повсюду кровь, страх и смерть. Повсюду те, в ком нет жалости. Они тоже несут потери – опомнившиеся Лигары бьются насмерть. Знают, что не уйдут, и стараются прихватить с собой как можно больше врагов, но…

Но силы не равны.

А крики погибающих детей рвут душу…

Последние Лигары падают в дорожную пыль. Умирают. Проклиная своих убийц…

– Епископ!

– Кровь!!

Пятеро телохранителей знают, что обязаны умереть. Они – верные. И храбрые. И сильные. Их щиты и защищённые панцирями тела смыкаются вокруг Артаха, их ополоумевшие лошади хрипят, получая жестокие шпоры, их малюсенький отряд устремляется навстречу врагам. В лобовую. Сталь на сталь. Ярость на ярость.

Им не удалось набрать скорость, но удар всё равно получился: пятеро прорвали строй головорезов и устремились к лесу.

Трое устремились, потому что двое первых проложили дорогу своими костями… Взяли на себя все копья, которые предназначались для всех…

Один достиг опушки, потому что ещё двое закрыли их от атак с флангов… И там, на опушке, последний из телохранителей заслонил Артаха от стрел. Там и упал… И, умирая, улыбнулся, глядя на исчезающего среди деревьев епископа.

Не зная, что помимо четырёх стрел, вонзившихся в его спину, были ещё две.

И обе они поразили Артаха…

– Я не знаю!

– Глупый ответ.

– Честный, – прохрипел Номинас Бруджа. Всхлипнул и повторил: – Честный.

Он плакал и не стеснялся слёз. Он плакал, потому что на его месте разрыдался бы любой. Он плакал, ибо понимал, что не выйдет из Цитадели живым: комиссар Тёмного Двора должен знать правду и будет задавать вопросы до тех пор, пока пленник не умрёт. А может, продолжит и после – с навов станется.

Гордый кардинал клана Бруджа, окровавленный и обессиленный, висел на цепях в центре небольшой комнаты, находящейся глубоко-глубоко под землёй. И наполненной такой тьмой, что Номинаса стошнило, едва он переступил порог – спокойными в подвалах Тёмного Двора оставались только навы.

Номинас не помнил, что с ним делали и что он говорил – последние часы слились для него в бесконечный кошмар, и лишь теперь кардинал немного пришёл в себя.

– Где «Ночь Солнца»?

– В караване Амулета не было.

– Тогда почему вы напали на караван?

– В караване шли Лигары, – прохрипел Номинас. – Этого довольно.

– Вы настолько сильно их ненавидите?

– Они пытались обратить нас в рабов.

– Эстэль, – уточнил комиссар. – Эстэль пыталась.

– Все они были рабами, – мотнул головой Бруджа. – Рабы должны умереть.

– Где «Ночь Солнца»?