душе.
— Прежде чем ваш праведный гнев достигнет такой степени, что вы просто-напросто наброситесь на меня и расстроите нашу цивилизованную беседу, позвольте напомнить то, что я сказал вам в день нашего знакомства: все эти
— Вот как? А мне марсианин и его корабль показались достаточно реальными.
— В этом отдельном случае, — начал оправдываться Клейтон, — правительство сочло чересчур опасным…
— Если бы они не приняли такого решения, вторжение не застало бы нас врасплох, — перебил его Уэллс.
— Вы полагаете? Я в этом не уверен… Мне неизвестно, как вам удалось проникнуть в Палату чудес, мистер Уэллс, но зато я знаю, что вы побывали там за несколько дней до того, как я появился в вашем доме, ибо в противном случае вы не смогли бы увидеть марсианина, так как за два дня до начала вторжения он был похищен.
— Что? Похищен?
— Именно так, мистер Уэллс. Я зашел тогда к вам, потому что подозревал, что это вы могли его похитить.
— Боже милостивый… Да для какой надобности мне мертвый марсианин?
— Как знать, мистер Уэллс… Ведь в моей работе все априори подозреваемые, — засмеялся Клейтон. — Впрочем, признаюсь, потом я рассматривал и другую версию, согласно которой марсианина похитил мистер Мюррей, чтобы поместить его в свой цилиндр.
— Можете не сомневаться: если бы он знал, что в подвале музея находится настоящий марсианин, то похитил бы его, — не удержался от реплики Уэллс.
— Однако очевидно, что оба вы тут ни при чем. Хотя я убежден: похищение марсианина и вторжение связаны между собой. Вряд ли это случайное совпадение.
— Очень рад, что вы пришли к такому заключению, агент. Возможно, если бы вы не скрывали все это от меня, я бы сумел вам помочь в расследовании, однако ваша отвратительная привычка ни с кем не делиться сведениями…
— Мне кажется, не я один отличаюсь дурными привычками, мистер Уэллс. Если бы вы не скрыли от меня, что побывали в Палате чудес… Ладно, теперь уже все равно. Не будем терять время на пустые споры. Нам предстоит обсудить гораздо более важное дело, и я должен признать, что вы сильно облегчите мою задачу, как только поймете то, что я собираюсь сказать.
— Еще одна тайна? — сухо осведомился писатель. — По-моему, на сегодня уже хватит.
— Она прежде всего касается вас, мистер Уэллс. Хорошо бы вам успокоиться и выслушать меня. Напоминаю, если вы забыли: теперь мы находимся в одном лагере.
Уэллс пожал плечами, но ничего не сказал.
— Итак… — начал агент. — Предполагаю, что вы задаетесь вопросом, почему я позволил вам все это увидеть и даже кое-что рассказал о своей работе, хотя не имею права говорить о ней с кем бы то ни было — это запрещено моим этическим кодексом. Однако я только что нарушил его, мистер Уэллс. Догадываетесь почему?
— В любом случае не из симпатии ко мне. Остается одно: мы скоро умрем, и уже ничто для вас не имеет значения.
Клейтон рассмеялся, оценив остроумие Уэллса, а затем сказал:
— Уверяю вас, что даже в таких обстоятельствах я бы не нарушил мой кодекс. Мы вправе не следовать ему только в случае, если сталкиваемся с каким-нибудь магическим существом.
Сказав это, он замолчал и только поглядывал на Уэллса.
— Что вы хотите этим сказать, черт побери? — воскликнул тот.
— Я пытаюсь объяснить вам, что вы… особенный.
Уэллс ошарашенно взглянул на агента.
— Вы намекаете на то, что я вампир? — Писатель язвительно усмехнулся. — Уверяю вас, моя крестцовая кость совершенно нормальна. Не заставляйте меня раздеваться и демонстрировать ее.
— Я не нуждаюсь в доказательствах, — с серьезным видом ответил агент. — Я видел ваше отражение в зеркале гостиной.
— Ясно. Тогда… кто же я такой, по-вашему?
— Вы… путешественник во времени, — торжественно объявил Клейтон.
Уэллс расхохотался.
— С чего вы это взяли? Потому что я написал «Машину времени»? По-моему, вы слишком увлеклись моими романами, агент.
Клейтон холодно улыбнулся.
— Как я вам уже сказал, мне в моей работе приходится сталкиваться с невозможным.
— И вы встречались с людьми, прибывшими из будущего благодаря машинам, подобным той, что я изобрел в романе? — рассмеялся Уэллс.
