либо я у кого-то на прицеле. У кого — или у чего — не знаю: то ли это чья-то злая шутка, то ли мной заинтересовались члены Братства, то ли его отщепенцы, а то и самый предмет их наблюдения. Одним словом, мне остается уповать лишь на милосердие отправителей, каким бы путем ни было доставлено это письмо: вручную или иными, более странными способами.

Вот почему я решил опубликовать этот материал. Не имею ни малейшего представления о том, чего могут хотеть от меня мои корреспонденты. Может быть, все это задумывалось как тест, который я не прошел: может быть, кто-то должен был подойти ко мне сзади и, положив руку мне на плечо, прошептать какое-то приглашение мне на ухо, а может быть, это такой инструктаж для новичков, хотя вряд ли. Я не знаю, для чего мне все это показали и какая роль отведена мне в чьем-то чужом плане, и это меня пугает. Вот почему, сделавшись, против воли, хранителем чужих секретов, я хочу рассеять их по всему свету, как одуванчик рассеивает свои семена. Я хочу обезопасить себя, но не вижу никакого другого способа это сделать. (Впрочем, я не закрываю глаза и на другую возможность — может быть, именно этого от меня и добивались.)

Не скажу, что Чарльз Мелвилл задолжал мне объяснение, но, будь у меня такая возможность, я бы не отказался с ним переговорить. К тому же у меня его документы — кстати, если кто-либо из читателей этих записок знает, где его можно найти, пусть сообщит мне об этом. Мой адрес вы получите у издателя этой книги.

Как я уже говорил, в Лондоне нет улицы под названием …форд-роуд. Все остальные я посетил. Стучал в двери домов под указанным номером на … фаст, и на …ленд, и на …нейл-стрит, на …нер и на …холд-роуд, даже в …ден-клоуз и тому подобных местах. Никто там не слышал ни о каком Чарльзе Мелвилле. Номера такого-то по …фаст-стрит больше не существует: его снесли; улица прокладывается заново. Это заставило меня задуматься. Да, уж можете мне поверить, я задумался.

— Что такое происходит с …фаст-стрит? — гадал я. — Куда она теперь направляется?

Не знаю, прорвался ли Чарльз Мелвилл на Вредоносную улицу, приручил ли он ее, подчинил себе и ездит теперь на ней, как на бронтозавре, из прошлого в будущее, из города в окрестности и обратно. Не знаю, чью сторону в вековечной вражде между бродячими лондонскими улицами он выбрал. А вдруг они с Эдгаром ошибались, вдруг никакой войны нет, все виа фира просто мирные номады, а Чарльз просто устал и решил смыться. А может быть, никаких неприрученных улиц и не существует.

Как знать? Но я все равно часто думаю о них, то и дело ловя себя на мысли: что же происходит за этим углом? А за тем? В конце улицы, где я живу —..ли-роуд, — идет сейчас какое-то строительство. Люди в касках снуют по строительным лесам, ведя работу по благоустройству некоего проулка, такого узкого, что двум кошкам не разминуться, забитого мусором, пропахшего мочой. Похоже, что его еще и спрямляют заодно. Заброшенный дом снесут, переулок расширят.

Мы живем в другие времена. Возможно, виа фира тоже поумнели, стали хитрыми. Может быть, теперь они будут возникать постепенно, у всех на виду, приведенные в этот мир нашими же руками, в броне железобетона и мантиях новеньких мостовых. Я раздумываю над тем, уж не прислал ли Чарльз Мелвилл свою Вредоносную улицу за мной, и не она ли это возникает там, в ворчании бетономешалок и громе перфораторов. А иногда мне кажется, что это не воплощение, а наоборот, развоплощение, что Чарльз пробудил мою мирно дремавшую до сих пор …ли-стрит и она сейчас зевает и потягивается, а скоро, встряхнувшись и сбросив со своей спины меня и всех моих соседей, как выспавшийся лис вытряхивает из своей шкуры блох, она, нюхнув воздух, отправится туда, куда отправляются все беглые улицы, когда на них никто не смотрит, и всего через какие-нибудь несколько месяцев главная улица моего района, в которую она упирается, сомкнется так, что между ирландским книжным и салоном похоронных принадлежностей ножа будет не просунуть, а …ли-роуд станет, тем временем, бить окна и крушить стены Улице Одинокого Логова, сама страдая от подобных же нападений и лишь иногда возвращаясь на место, чтобы отдохнуть.

Колдуну надо было произвести на клиентку впечатление. Посредник, который устроил им встречу, говорил, что женщина очень старая — «лет сто, не меньше», — и страшная, хотя чем именно, объяснить не мог. Колдун сразу почуял за этим что-то необычное — либо большие деньги, либо власть. Готовился долго и тщательно. И добился того, чтобы встреча произошла на месяц позже, чем планировал его агент.

Мастерской ему служила избушка, вернее, сарай для инструментов, стоявший на участке одного садового товарищества в Северном Лондоне. Женщина шла мимо грядок с фасолью, помидорами и чахлыми корнеплодами, мимо шпалер с ползучими растениями, мимо соседей колдуна, которые, хотя и были на десятилетия моложе, чем он, все же оставались стариками — они жгли свои костры и вежливо не обращали на нее внимания.

Колдун был готов. Комнатка с затемненными окнами была чисто вымыта. Коробки составлены аккуратными пирамидами. Травы и другие органические материалы, нужные ему в работе — когти, шкурки, похожие на жуткие мочалки, закупоренные бутылки, просто кучки какой-то пыльной требухи, — он разогнал по углам, чтобы и не мешали, и на виду были. Старуха все их оглядела. Особенно долго она смотрела на голубя с изуродованной лапкой, за здоровую привязанного цепочкой к жердочке.