неодобрительно поджав сине-белые губы.
Она всегда так смотрела на парочки, застигнутые в ночном «дозоре», — бабушка была активисткой и ходила по темноте проверять, не затесался ли в родной подъезд кто-то чужой, или, может, наши местные тут по ночам пьют, курят и мусорят. Дочка Таня и ругалась, и умоляла ее не ходить, но баба Ира неукоснительно следовала своему долгу. Как ни странно, ей даже от наркоманов ни разу не влетело — те, тусовавшиеся одно время у нас между этажами, видимо, решили, что связываться с такой боевой старухой себе дороже, и свалили в другое, более спокойное место.
…Вместе с ней к нам сейчас спускались холод и страх.
Я зажмурилась и начала молиться. Ну как — молиться. Как всякий новомодно крещенный человек, я помню обрывки типа «отче иже еси на небеси», вот их и твердила, уцепившись для верности за горячую руку Джоя. Тот, кажется, слегка обалдел, потому что не только не стал вырываться, но еще и придвинулся. А я — клянусь! — слышала шорох шлепанцев и вечное «ходят тут, ходят, мусорят, гадят, по подъездам шастают… идите домой, кому сказала!».
Два привидения в один день, второе еще и в моем родном подъезде — это уж как-то совсем… переизбыток впечатлений!
Джой осветил замочную скважину, я вставила ключ и обернулась. Сказала неловко:
— Спасибо. Вы сегодня столько со мной провозились. Не знаю, как вас и благодарить…
— Счет за химчистку, — деловито напомнил парень.
— Ой, я опять забыла! Посветите, я сейчас деньги…
— Зайду завтра, — отмахнулся Джой. — Пока.
— До свидания… И спасибо!
Он шагнул к лестнице, но остановился и взмахнул фонариком.
— Не хотите войти? А вдруг у вас и дома электричества нет?
Ох, только не это! Я повернула ключ, толкнула дверь — и на площадку упала широкая полоса света.
— О, есть! — порадовался за моей спиной Джой.
Но я-то точно помню, что свет зажженным не оставляла. Как и не включала телевизор, вон, беседует сам с собой в комнате на разные голоса. Мама уже вернулась?
— Мама?
Но на мой оклик из кухни снарядом вылетела Ксюха.
— Сонина! Ты что, совсем обалдела?! Я тут тебя уже со всеми полициями и «Скорыми» собираюсь искать! Ты где была? Ты почему телефон не берешь?
Представления не имею, где мой сотовый…
— Разрядился, — отмазалась я. — Ты что здесь делаешь?
— Я же обещала теть Лине проследить, чтобы ты питаться не забывала! Уже всё по десять раз разогрела, а ты где-то шляешься! По темноте! В одиночку!
То есть, пока я сидела на скамейке, она ждала здесь, в квартире? И если б я вспомнила, что на свете существует такая вещь, как мобильная связь, спустилась бы меня забрать. Нет, с памятью точно надо что-то делать!
— Ну почему же в одиночку… — пробормотала я. Хоть здесь я могу сказать правду. — С Джоем.
Подружка привстала на цыпочки, заглядывая мне за спину.
— С каким еще Джоем?
Я оглянулась. Парень отступил в темноту подъезда, но быстрая Ксюха скользнула мимо меня и ухватила его за рукав.
— Что вы там стоите, заходите, не стесняйтесь! Из Инги хозяйка еще та…
Ну вот, только увидела человека и уже успела меня раскритиковать! Никакого такта! Подружка втянула Джоя в прихожую.
— Познакомьтесь, — сказала я. — Эта Ксения, а это…
— Женя! — восторженно взвизгнула Ксюха.
Я подняла голову от никак не желающего расстегиваться ботинка. Какой Женя? Что еще за Женя? В смысле… тот самый Женя?!
Я медленно выпрямилась. Уставилась на Джоя: тот коротко глянул на меня и лучезарно улыбнулся захлебывающейся восхищенными речами Ксюхе. Я пристально разглядывала его — заново. Уже знакомо сжатые губы, острый разрез глаз, черные брови, высокие скулы, узкий подбородок… Как мама сказала: «немножечко нерусский», а девчонки: «ну знаешь, такой… восточный». И что бы мне не догадаться сразу по этой вот его «восточности»?
Но я искренне считала, что Женя если не выдумка, то какое-то очень большое недоразумение (ну да, большое, эдак с метр восемьдесят пять!). И что эта ошибка осталась в прошлом и никогда не возникнет в настоящем и будущем.
Ан нет! Вот он, мифический персонаж, собственной персоной! Вытаскивает меня из-под машин, развозит по больницам, прогуливает по темным