— Но Джой… они же меня защищали! И Потеряшка тоже… и твой дедушка…

Джой резко остановился и развернулся — так что Инга чуть не клюнула его в грудь носом.

— А почему им пришлось тебя защищать?

Инга смотрела на него снизу.

— Из-за моей дурацкой затеи покормить призраков.

— Нет.

Инга помедлила.

— Потому что я — уродка, которая их видит?

Джой глубоко вздохнул и легонько потряс ее за плечи.

— Нет. Потому что ты хочешь их видеть. Именно из-за этого ты уже два раза чуть не погибла! А я тебе ничем не мог помочь, понимаешь? Ничем! Я же обычный человек! Я не могу защитить от того, что не существует!

— Джой… но они существуют.

— Знаю. Но ты ведь можешь притвориться?

— А?

— Что их нет и никогда не было? Если каким-то органом долго не пользоваться, он постепенно атрофируется. Давай просто все забудем, а?

Он думал, что говорит достаточно убедительно. Но традиционно дождался не той реакции, на которую рассчитывал. Девушка спросила тонким голосом:

— Джой, ты уже устал от меня, да?

Он шумно вздохнул, притянул ее к себе. Пробормотал в затылок:

— Я, похоже, экстремальщик… Конечно, я благодарен призракам и деду, что он привел тебя ко мне. Но пора им уже и честь знать! Пусть дадут жить нам нормальной жизнью. — Он огляделся и грозно вопросил: — Все слышали?!

Инга рассмеялась ему в грудь.

— А я благодарна им за тебя! И еще за…

— Вот только не говори, что за Потеряшку!

— Нет. За то, что я вспомнила, что все-таки со мной случилось прошлой осенью!

Не знаю, почему я не удалила Сашин номер сразу. Не знаю, почему подолгу смотрела на «вас вызывает…». Не знаю, почему отвечала. Хотя Ксюха запрещала мне это делать, а если уж отвечать, то с посылом по короткому и ясному адресу. А Настена вздыхала и пространно рассуждала в том смысле, что «он, конечно, козел, но вроде бы искренне раскаивается».

Все женщины немного мазохистки.

А некоторые не немного.

Мужики это чувствуют и пользуются — то ли потому что от природы садисты, то ли таким образом самоутверждаются. Я даже не заметила, как мой бывший перешел от монологов в стиле: «Ингуша, прости меня, я дурак, я сделал подлость, но я же так тебя люблю!» к «Если парень изменяет, то это женщина виновата». Почему я выслушивала все это, чего хотела добиться, спрашивая, чего ему во мне не хватает? Оглядываюсь назад и не понимаю. Подозреваю даже, что через некоторое время вновь бы начала с ним встречаться и пытаться «исправиться».

…Настроение было под стать ноябрьскому промозглому вечеру. Я только что закончила разговор, с каждым разом забиравший все больше сил. Брела по темной улице (тогда темноты я еще не боялась), радуясь, что дождь по извечной традиции летит прямо в лицо и никто не увидит моих слез по потерянной любви, бессмысленной жизни и собственной никчемности. Да и некому было видеть — все нормальные люди сидели по домам, прячась от непогоды. Так что скоро я уже свободно рыдала в голос, ковыляя по пустому проспекту в промокших насквозь ботинках и отсыревшем пальто. Поначалу не до зонтика было, а потом стало все равно.

В состоянии «чем хуже, тем лучше» я почувствовала только мрачное удовлетворение, с размаху оступившись в яму: дорожники традиционно затевают ремонт перед самыми заморозками. Грязь, порванные колготки, еще и оцарапанная нога до кучи… Все правильно, вот такая моя жизнь!

Фонари по причине дорожных работ или чьей-то безалаберности не горели. Я вышла на подлатанный перекресток и, поддерживая сумку коленом, начала искать сотовый, чтобы оглядеть ногу.

…Машина вылетела из-за угла. Ринулась ко мне, ослепляя и оглушая. Я глядела на нее, открыв рот, замерев на одной ноге. Ощущение, что все происходит не со мной, исчезло, когда тормозящую машину занесло. Выронив сумку, я прыгнула в сторону. И даже приземлилась бы удачно, на размокшую клумбу, если бы машина не толкнула меня задним бампером. Считай, даже не толкнула, задела, но от этого я окончательно потеряла равновесие.

А потом падение, противный хруст и… ничего.

Ничего на целых полгода.