Я перебила:

— Я не хочу!

— Инга…

— Ты меня не понял. Я больше не хочу этим заниматься!

Джой, склонив голову набок, заглянул мне в лицо. Я покивала: «да-да», но он, кажется, не очень поверил. Сказал через паузу:

— Ну что… тогда хорошо. Мне пора на работу. Отвезти тебя домой или, может… еще здесь побудешь? Кстати, я вчера предупредил тетю Лину, что ты у меня заночуешь.

Вместо меня, дочери-волчицы! При маме сейчас придется делать вид «как ни в чем не бывало» — не справлюсь ведь, родительница решит, что мы поругались, вопросами замучает…

— Нет, я лучше здесь останусь.

— Ну и хорошо, — сказал Джой. Странно, но с облегчением. Я-то думала, что уже достала его до чертиков! Не буду больше употреблять это слово!

Джой перешел к обычному деловому тону:

— Еда в холодильнике. Мама приезжала, наготовила и еще всю морозилку забила, выбирай, что нравится. Хин будет жрать просить — не давай! И так разжирел, надо гонять его целыми днями! Прими пару таблеток аспирина и ляг досыпать. Тете Лине не забудь позвонить. Так, что еще?

— Может, мне крупу перебрать? — смиренно спросила я. Джой оторопел.

— Какую еще крупу?

— Ну, как Золушке.

Джой отмахнулся:

— Иди уже… Золушка! Как проснешься, позвони своей злой мачехе на работу. Все понятно?

— Йес, сэр!

Джой по ходу сборов выдал еще несколько цеу. Но поглядывал по-прежнему настороженно: то ли за мое здоровье тревожится, то ли боится, что я вру и немедля пущусь в следующие авантюры с призраками.

Ну это уж точно нет. Не сегодня. Может, и не через месяц. А может, и никогда.

Таблетки я выпила, но спать не легла. Подождала, пока рассвело окончательно. Встала в распахнутой двери балкона под порывами мокрого октябрьского ветра. Глядела вниз на облетевшие деревья. Смогу ли я когда-нибудь справиться со страхом высоты? Теперь будет еще хуже…

Я несколько раз глубоко вздохнула и разрешила себе потихонечку вспоминать.

Про то, как уговаривала его довериться мне или хотя бы поговорить. Про то, как, обмирая, лезла вверх по пошатывающейся лестнице. Как внезапно он напал на меня. «Достала… сдохни!» А потом этот ужасный облик… и не менее ужасное чувство падения, которое и без того снится мне чаще, чем постбольничный кошмар…

И — злое, упрямое и несчастное лицо мальчика, опрокидывающегося в ночь.

Со всхлипом ужаса я вынырнула из воспоминаний, как из засасывающей темной воронки. Сердце колотится, дыхание срывается, слезы ручьем…

Я неумело помолилась — впервые в жизни по-настоящему. За чужого сына. За мальчика, которому никто не помог ни при жизни, ни после смерти. Который и сам не хотел помощи…

Джой поймал себя на том, что уже третий раз за последние пятнадцать минут взглянул на часы, и раздраженно отбросил ручку. Мало того что он борется с желанием позвонить, так еще время до обеда тянется, словно резина. Так, глядишь, и до множественных эсэмэсок, смайликов и сердечек докатится, как влюбленная старшеклассница!

— Мария, кофе! — рявкнул он в приоткрытую дверь.

Референт притащила очередную чашку — и пока Джой мрачно присоединял ее к десятку уже булькавших в горле — стояла рядом, задумчиво глядя на него.

— Что случилось?

— А что могло случиться? — огрызнулся он.

— Ты сегодня на зомби похож, — неторопливо оценила Мария. От близости ассоциации его даже передернуло. Да, Мария, ночью мне как раз и пришлось отмахиваться от неупокоенного мертвяка…

— Так, все! — Он вскочил и схватил сброшенное на спинку кресла пальто. — Я на объекте.

— На каком?

— На каком, на каком… На любом!

Он и правда побывал на одном из строящихся объектов. Залез в каждую дыру (даже в те, которых обычно благоразумно избегал, меньше знаешь —