Он резко садится. Руку и лодыжку пронзает жгучая боль. В затылок упирается что-то острое, и он оборачивается. Ветка, торчащая из какой-то стены, обвязанная веревками и обтянутая брезентом. Горит свеча. В воздухе разлит какой-то аромат – не то благовония, не то масла. Жарко, тесно. Сердце колотится, во рту пересохло. Адам облизывает губы, дышит часто и неглубоко.

Внезапно он чувствует какое-то движение. Оборачивается, моргает.

В тусклом свете на пороге стоят трое. Похожие на призраков. Кажется, будто воздух в палатке шевелится.

Тот, кто стоит впереди, протягивает к нему руку.

– Прочь! – хрипло кричит Адам. – Я вас предупреждаю. Идите отсюда, или…

– Или что? – человек, который протягивает к нему руку, выходит из тени. Лица его не разглядеть в темноте. Но глаза видно: в мерцании свечи они горят желтым огнем.

– Кейн.

– Он самый. Долго же ты валялся в отключке.

Адам отодвигается назад, нашаривая рогатку за поясом.

– Кто это с тобой?

– Родичи мои.

– Но кто они?

– Накода. Кто же еще?

Адама охватывает ужас.

– СЭДИ! – кричит он во все горло.

Кейн поднимает руки.

– Успокойся. Ей ничто не угрожает. Я же тебе сказал. Это мои родственники.

Не говоря ни слова, незнакомцы, склонив головы, выходят через низкую дверь.

Адам таращится им вслед.

– Так это твои родственники?

– Именно, – соглашается Кейн.

– Значит, ты людоед.

Кейн ухмыляется.

– Ага. Еще бы. Конечно, людоед. Давно надо было тебя порубить на мелкие кусочки. – Он достает нож Ната, делает шаг вперед, и керамическое лезвие блестит в свете свечи. Адам шарахается от него, но ветки юрты толкают его голову вперед.

Кейн со смехом прячет нож в карман.

– Осторожнее!

Адам поднимается на ноги. Острая боль пронзает щиколотку. Вскрикнув, он тянется ощупать распухшую ногу. Пальцы его натыкаются на липкую зеленую субстанцию.

– Это примочка, – поясняет Кейн. – Мелко порезанные листья со слюной. Помогает от боли и синяков. Ты сильно приложился. Хорошо, что, кроме щиколотки, ничего себе не повредил.

Кейн протягивает ему бутыль, выдолбленную из тыквы-горлянки. Адама так и тянет выбить ее из рук Кейна, но жажда мучает его, как дикий зверь. Он выпрямляется, берет воду и пьет, пока Кейн не отбирает у него бутыль.

Тыльной стороной руки Адам вытирает рот и смотрит на Кейна. Похоже, тот ничуть не пострадал. Адам переводит взгляд на свою левую руку. На ране свежая повязка. Он поднимает ладонь и нюхает бинт. От него пахнет травой и древесным дымом. Боли нет.

– У накода мощные снадобья, – не сводя с него глаз, поясняет Кейн. – Они зашили тебе рану.

Адам смотрит на него.

– Видел бы ты тот прыжок, – продолжает Кейн. – Ты сам-то помнишь?

Адам качает головой.

Но он все помнит. Урывками. Как пулей вылетел на трамплин, прильнув к раме мотоцикла. Как сгруппировался у кромки обрыва. Как направил мотоцикл вперед и вверх, взмывая в воздух. Как привстал в седле и как потом вытянулся всем телом, отрываясь от земли. Сперва чувствовал вес тела. Потом парил в невесомости. Под ним только темнота. Потом ударился о землю. И больше ничего.