на себя. Ниррок услышал хруст позвонков и звук упавшего на пол тела.

Завыв по-волчьи от ярости, император месил ногами лицо глашатая. Закрыв глаза, Ниррок по-прежнему слышал треск костей, перемежаемый визгом и хлюпаньем. Когда на руку ему брызнуло что-то мокрое и горячее, он инстинктивно стряхнул это, но глаз не открыл. Иногда лучше оставаться в блаженном неведении. Наконец ярость императора ослабла, и в зале повисла зловещая тишина.

Ниррок осторожно приоткрыл глаза и невольно вскрикнул – окровавленное лицо Тэйкона глядело на него в упор.

– Принеси мне переодеться, – сказал император, стирая рубашкой Ниррока кровь. – Да поживее!

Стараясь не смотреть на красно-серую массу там, где у глашатая недавно была голова, Ниррок опрометью выбежал из комнаты. Сандалии скользили по крови и с хрустом давили осколки черепа, однако камердинер не сбавил шаг. Подбежав к полкам с одеждой, он наугад вытянул несколько пар штанов, кипу рубашек, три мантии и бросился обратно в тронный зал.

Император к его приходу скинул с себя всю одежду и стоял, протянув руки. Ниррок помог ему облачиться. Тело глашатая уже унесли – стража в последнее время наловчилась не замечать крики и быстро наводить чистоту.

– За мной, – приказал император, застегивая на ходу последние пуговицы. Четверо Избранных шли по коридору вслед за Нирроком, но он не смотрел на них и ничем не выдавал, что знает об их присутствии. Камердинер подозревал, что Избранные просто затопчут его, если он остановится, лишь бы не отставать от своего покровителя.

Поспешая за императором по длинному коридору, Ниррок слышал далекий гул голосов. Звук нарастал, пока от него не заныли кости и зубы. Наконец Тэйкон распахнул двойные двери и вышел на балкон, нависающий над Лэкимской площадью, где тысячи людей собрались услышать его речь.

Ниррок стал готовить для императора смесь из вина, воды и фруктового сока в идеальной пропорции, поэтому не видел толпы, пока не прокрался на балкон. Скрючившись сбоку, он выглянул из-за колонны и чуть не уронил кувшин.

Вместо тысяч обожателей внизу простерлась озлобленная орда. Люди изрыгали проклятья, плевались, кричали и швыряли в сторону балкона гнилые фрукты и тухлые яйца. Сотни Избранных удерживали передние ряды на безопасном расстоянии, так что в императора не могли попасть даже самые меткие. И все же несколько особенно рьяных смутьянов подобрались очень близко. Ниррок с ужасом наблюдал, как их избивают и оттаскивают прочь от дворца. Император тем временем смеялся, приветственно помахивал рукой и не догадывался, какую ненависть возбуждает у толпы.

Видя, что Тэйкон не отвечает на оскорбления и даже не замечает их, люди еще больше разъярились. Они начали напирать на Избранных, а когда прорвать оцепление не удалось, в толпе что-то блеснуло. Один из стражников рухнул на землю. Из его шеи торчал кинжал. Крики стали пронзительнее –  люди уже не грозили попусту, а доставали из-под одежды оружие. Одному Избранному разбили голову кузнечным молотом, а еще двоих по бокам от него закололи кухонными ножами.

Бунтовщики пробились через первый ряд стражников, победно карабкаясь вперед и чувствуя, что им выдался шанс добраться до императора. В самых резвых полетели стрелы, и две дюжины человек, визжа от боли, упали на землю. Грянул второй залп, за ним третий. После него толпа разделилась и стала брать небольшие группы Избранных в окружение. Им резали глотки, а отобранное оружие передавали в толпу. Вскоре на площади завязался жаркий бой.

Все это время император, прихлебывая разбавленное вино, благосклонно и слегка озадаченно глядел на площадь.

Нирроку пришла в голову шальная мысль столкнуть его с балкона. Тэйкон умел залечивать раны, но интересно было узнать, как он выкрутится, если его разорвут на сотню кусков, а череп растопчут, как он сам только что поступил с глашатаем.

– Мне скучно, – объявил император. – Я хочу принять ванну. Эй, ты, захвати выпивку.

Поднявшись, он бросил Нирроку кубок, который тот успел подхватить у самой земли. Один из Избранных со вздохом облегчения вытолкал камердинера с балкона.

Еще в коридоре, не дойдя до купальни, Тэйкон начал скидывать с себя одежду. Ниррок, жонглируя кувшином и пустым кубком, подбирал ее со всей ловкостью, на какую был способен. Избранный встал на страже у входа в королевскую купальню, однако Ниррок поспешил внутрь, где начал разводить огонь под огромным медным котлом.

– Не трудись, – сказал император, забираясь в огромную, выложенную плиткой ванну, которую кто-то уже наполнил. – Подай кувшин и выметайся.

Ниррок протянул кувшин и с благодарностью принял небрежный взмах императорской руки за дозволение уйти. Он мельком взглянул на мутную воду, подивился ее черноте, однако не задержался и особого значения этому не придал. По дороге к выходу что-то капнуло ему на лицо, но и это его не остановило. Лишь в дверях, когда император повернулся к нему спиной, Ниррок провел по лицу рукой, увидел на ней что-то красное и поднял глаза к потолку.

Над ванной, словно туши на скотобойне, свисала с крюков по меньшей мере дюжина изрезанных тел. Мертвые руки, пустые глазницы, бледные оболочки; одни – обезглавлены, другие – с перерезанным горлом, из которого вытекла вся кровь. Ниррок перевел взгляд на темную воду в ванной, быстро закрыл за собой двери и побежал.

Ужасное предчувствие выдернуло Балфрусса из сна – а ему так важно было выспаться!.. Маг добрел до окна и посмотрел на небо. Солнце