– Ну конечно, – заверила ее Шани. – Ведь это мой дом.

– Я не ожидала, что на меня так много навалится.

– О чем ты говоришь?

– Я не могу думать только о себе. Ни секунды.

– Ответь на вопрос, – настаивала Шани.

Таландра отошла на другой конец комнаты и только оттуда заговорила:

– Я не могу быть королевой и одновременно возглавлять разведку. Ты займешь мое место.

Губы морринки дрогнули в улыбке, но тут же застыли. В комнате повисла тяжелая тишина.

– А как же мы? – наконец спросила Шани.

Молчание говорило само за себя.

Шани подошла к королеве и, не дав ей отвернуться, залепила пощечину. Даже после этого Таландра не проронила ни слова.

– Скажи что-нибудь.

– Что ты хочешь услышать?

– Что это не конец!

Королева покраснела от ярости, но сразу остыла – остались только грусть и разочарование.

– Ты сможешь быть счастлива в роли наложницы?

– Что?

– У моего отца было трое детей. Трое наследников. Люди ждут, что я заведу семью. Этого требует мое положение. Я в ответе за будущее – королевский род не должен прерваться. Но если ты не против того, чтобы затаиться в тени и ждать меня по ночам, когда я буду одна…

Лицо Шани ясно говорило, что она об этом думает. Таландра чувствовала себя так, словно пронзила сердце подруги копьем, и все-таки продолжала:

– Однажды я выйду замуж, у меня появятся дети. Таков мой долг перед страной.

– Это очень благородно с твоей стороны, но не притворяйся, что у тебя нет других причин, – сказала Шани.

Таландра не хотела опять выходить из себя и поэтому улыбнулась.

– Ты права. Это не единственная причина. Я всегда хотела иметь детей, и для тебя это не новость. Поэтому мы и не говорили о будущем. Тебе известно, что отец знал о наших отношениях?

Шани ошеломленно уставилась на нее.

– Ты мне не рассказывала.

– Он не упоминал твое имя, но говорил, что однажды мне придется сделать выбор.

– Какой выбор?

– Жить сегодняшним днем или строить будущее. Я этот выбор сделала. – Слова прозвучали зловеще, как звук захлопнувшейся двери. Таландра повела плечами, как бы сбрасывая все, что было личного в ее отношениях с Шани, и придала лицу невозмутимое выражение.

– Шанимель, я официально предлагаю тебе возглавить службу разведки Севелдрома. Если ты чувствуешь, что не справишься с работой, то завтра утром на мой стол должно лечь прошение об отставке вместе с именами трех возможных преемников.

– Ответь мне честно на последний вопрос, – сказала Шани. Таландра кивнула. – Ты любишь меня?

Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Королева отчаянно хотела ответить, но не могла. В горле встал комок, и она старалась дышать медленно и ровно. Интересно, что видела Шани, когда на нее смотрела? Узнает ли Таландра собственное отражение в зеркале?

В эти прощальные мгновения она глядела в лицо подруги и старалась запомнить каждую ее черточку, каждый изгиб, запечатлеть в памяти страстные ночи, проведенные в этой комнате. В глубине души Таландра знала, что минуты покоя, посвященные удовольствиям, отныне станут необычайно редки.

Таландра на секунду подумала, что Шани ее поцелует, но голодная искра в глазах шпионки быстро погасла. Не сказав ни слова, она вышла, оставив королеву наедине с ее долгом.

За четверо суток, прикрывая отступление армии, Балфрусс растратил все силы, и телесные, и душевные. Каждый день проходил в напряжении –  Чернокнижник и Осколки могли напасть в любую минуту. Хотя до сих пор все было спокойно, никто из боевых магов не терял бдительности. Все знали, что враг опасен и непредсказуем. Чудовищная смерть короля и потеря Эко показали, на что способен колдун.

На время отступления Дариус перебрался во дворец и взял на себя охрану королевской семьи, так что его Кровному брату по крайней мере не приходилось спать весь день напролет. К ночи Балфрусс так уставал, что не видел снов, но долго ли это счастье продлится, он не знал. В груди его уже пустила корни вина. Он вместе с Туле видел и чувствовал то, что видел и чувствовал перед смертью Эко. Будь Балфрусс с самого начала честен с другими, расскажи он им о Чернокнижнике, и смерти друга можно было избежать. А если бы он отправил Эко во дворец и остался на поле боя, его сил, возможно,