– Договорились, – наконец выдавил Разуваев. – Сводите разведгруппу к лаборатории и по возвращении получите первую партию «блокаторов».

«Что это – реальная капитуляция или же ложь, отсрочившая расплату?» – ломал голову Смычок, глядя на сидящего перед ним майора. Разуваев слыл человеком слова, но тут, как говорится, был один нюанс: Костя в его глазах – преступник, вступивший в сговор с предателем Замятиным. И даже цель – спасение дочери – сама по себе благородная, перечеркивается его сталкерским прошлым, которым, собственно, недуг девочки и объясняется.

Для чего Разуваеву могла понадобиться отсрочка? Ну, например, чтобы дождаться, пока не очнется Замятин – если Егор не умер, а, допустим, впал в кому. Придет опальный ученый в себя и выложит все как есть, напуганный угрозами майора, – и на черта тогда службистам Костя?

Или, скажем, приведет Смычок отряд в Боровой и лабораторию покажет. Где гарантии, что Разуваев, получив желаемое, сдержит слово? Молве доверять? Но на кону ведь не деньги – здоровье его единственной дочери.

Хотя есть ли у него выбор?

Смычок в нерешительности остановился перед обшарпанной дверью. Потом оглянулся через плечо, на дежурящих у окна Колю и Сашу. Службисты смотрели хмуро, явно недовольные возложенной на их плечи миссией.

– Иди уже, – буркнул Коля, мотнув головой в сторону двери. – Пятнадцать минут у тебя.

– Понял, – отозвался сталкер и удивился, насколько чужим показался собственный голос.

Прокашлявшись, он потянулся к звонку. Указательный палец коснулся знакомой кнопки. Костя шумно сглотнул и утопил ее в панель.

Трель, приглушенный голос Светы и топот. Провернулся в замке ключ, дверь открылась, и она оторопело уставилась на него, однако мимолетное удивление тут же сменилось радушной улыбкой.

– Костик! – воскликнула она и зажмурилась, сама пораженная тем, как громко получилось.

Ее ладонь, холодная, но такая родная, скользнула по его небритой щеке.

– Живой… – тихо добавила жена.

Она, будто спохватившись, спешно ухватила его за руку и потянула внутрь:

– Чего мы встали-то на пороге? Давай домой… где, кстати, твой рюкзак? Там, что ли, потерял? Горе ты мое луковое…

– Я… Свет, я… зайду, но… ненадолго. – Он скосил глаза в сторону лестничного пролета, где о чем-то тихо переговаривались службисты.

– В смысле – «ненадолго»? – не поняла жена.

Вытянув шею и проследив его взгляд, она с удивлением уставилась на конвоиров.

– Это полицейские? – одними губами уточнила она.

– Давай все же зайдем, – сказал Костя, легонько, но настойчиво подталкивая жену.

Света молча подчинилась, вошла. Однако не успел Смычок закрыть дверь, как она накинулась на него с расспросами:

– Это кто, полиция? Или эфэсбэшники? Доигрались, да?

– Ну не гунди ты, – процедил он полушепотом, будто боясь, что, едва Смычковы вошли, службисты тут же кинулись подслушивать их через дверь. – Не поднимай кипеш, ну!

– Ох, Костя, Костя… – Уставившись в пол, она качала головой и шмыгала носом. – Час от часу не легче, час от часу…

– Ну что ты заладила, Свет? Давай приходи в себя. Все будет хорошо…

– Когда будет? – Она сквозь слезы посмотрела на него неожиданно зло, словно на чужого. – Когда ты отсидишь и выйдешь? Лет через пять?

– Да кто тебе сказал, что меня вообще собрались сажать? – с трудом усмиряя раздражение, вымученно улыбнулся сталкер.

– А там тебя друзья, наверное, ждут, да? – Света махнула рукой в сторону двери. – Или я, по-твоему, совсем дура?

– Папа приехал! – внезапно донеслось из-за ее спины.

Вера, прошмыгнув мимо матери, подбежала к отцу, обняла крепко, прижалась к грязной куртке розовой щечкой. Смычок от неожиданности слегка опешил.

– Соскучилась, заяц? – пробормотал он, робко проводя правой ладонью по волосам – уже не седым – каштановым. – Маленькая моя…

Жена, надув губы, отвернулась. Смычок, аккуратно отстранив от себя дочку, опустился на корточки и мягко произнес:

– Прости, но… я ненадолго, солнышко.

– Ненадолго? – расстроилась Вера.

Как же он хотел в тот момент послать к черту и Разуваева, и его щекастых орлов! Как мечтал просто остаться дома! Наблюдать, как детское счастье, бесподобно искреннее, моментально сменилось столь же неподдельной грустью, было мучительно тяжело. «Папа приехал… но уже уезжает опять».

– Ты снова в эту… ко-ман-ди…

– Верно, маленькая. В командировку.

– Но тебе ведь там совсем не нравится! – заканючила Вера, в сердцах притопнув крохотной ножкой. – Зачем же ты опять… туда?

– Потому что без папки твоего там не справятся, – со вздохом сказал Костя. У него сердце кровью обливалось, но ничего поделать он, увы, не мог. Только повторял про себя: «Это все ради тебя, цветочек. Все ради тебя». – Пойди поиграйся, нам с мамой надо кое-что обсудить, пока я не уехал.