– Для меня вполне достаточная. Единственная причина, Айвэн. Мои желания. – Сид окончательно растрепал мою косу и теперь задумчиво чесал меня за ухом. – Ну-ну, не хмурься, друг мой. Я же нечисть, забыл? Мне все равно, творить добро или зло. Все зависит от… – он прервался на долгий глоток, – от обстоятельств. И личных симпатий.

Правду говорил и, как говорится, ничего, кроме правды. Я чувствовала. И словами не передать и не объяснить, отчего вдруг взялась такая уверенность. Но все, что бы ни сотворил, как бы ни поступил Диху, сын Луга, он всегда сделает только по собственному хотению. И нет никаких иных причин.

– Значит, повезло нам с Мишкой, что мы такие симпатяги, – хмыкнул боярин.

– А другим не повезло. – Диху подмигнул. – Будь доволен и здрав, Корецкий, и не хмурься ради твоего воскресшего Бога.

– А ведь ты не вернешься, – вдруг грустно промолвил Иван Дмитриевич. – Уедешь – и с концами.

– Если все сложится так, как я надеюсь и желаю, – мурлыкнул сид, жмуря зеленые кошачьи глаза, – то причин и дальше скитаться по вашему миру у меня и впрямь не останется. Выпьем за это. Пожелай мне удачи, Айвэн.

Я перестала жевать сочащийся нежным жирком севрюжий кусочек и насторожилась.

– Удачи, – вздохнул Корецкий. – По самому ведь краешку ходишь, дух нечистый. Не оступись, гляди. А то ведь по тебе и панихиду не заказать, по нехристю.

– Да уж! – Тот хохотнул. – Это все равно, что… как вы это говорите? А! За черта свечку ставить! – В три долгих глотка осушив очередной кубок, заметил: – И мед у тебя тоже хорош, боярин.

Смешок у Диху вышел дребезжащий, пьяненький такой. Немного, оказалось, надобно грозному сыну Богини Дану крепких русских медов, чтобы окосеть.

«Чай, это тебе не «Гиннесс» какой!» – Я ни с того ни с сего бесшабашно возгордилась, хотя мне самой хватило пары глотков.

– Да уж не плох, ежели поглядеть, как ты им налакался, Тихий, – проворчал хозяин. – Эй, говорил же тебе, чтоб закусывал! Вот беда с этими инородцами, что людь, что нелюдь, а пить все одно не умеют. Девка! Как там тебя… Катька! Не видишь, господин лыка не вяжет? Сведи его в горенку да спать уложи, а то еще буянить начнет, чего доброго.

Я подставила плечо под руку сида и повела его, глупо хихикающего, в спальню. Правда, с первой попытки увести Диху не удалось, упирался он, желая допить из кубка. Вторая тоже успехом не увенчалась, но уже по моей вине, не сразу вспомнилось, что свет в тереме надо с собой носить в виде свечи, иначе на лестнице можно шею свернуть впотьмах. И только с третьего захода ирландского нелюдя удалось довести до кровати без приключений.

Так мне сначала думалось, а на самом деле все приключения были впереди.

Диху с хихиканьем упал на постель, и казалось, что вредный сид сразу же задрых. Медовуха выбила из седла. Бывает! Теперь самое время осторожненько, на цыпочках…

– Куда это ты? – осведомился Диху, развалившийся поперек кровати. – А разувать хозяина кто будет?

Меня так внезапно застигли врасплох, что я едва на месте не подпрыгнула.

«Тьфу! Чтоб тебя, гад!»

Но моя досада испарилась, как капля воды на сковороде. До того злые и трезвые были глаза у сида, а еще по-плохому веселые.

«Боже мой! Да он же мысли мои читает!»

– Кыс-кыс-кыс… – и пальцем к себе поманил.

– Шутить изволите, барин? – как ни в чем не бывало, пробормотала я.

«Крестьянка, а крестьянка, а у тебя бабушка есть? Сиротка, значит!» – тоже мне вспомнилось чрезвычайно некстати.

Сид, мысли эти прочитав, этак многообещающе подмигнул лукавым и почти кошачьим глазом:

– Еще даже не начинал. Видишь ли, Кэт, мне так редко выпадает случай безнаказанно повеселиться, что упускать его я не намерен. Ну? Запри дверь и делай, что велено.

Медовуха – штука подлая. Пьется, как компотик, без меры и контроля, а потом – бац! Первыми предательски отнимаются ноги, голова же остается на диво трезвой и светлой. Неосторожного дегустатора страшно тянет на всяческие размышлизмы, которые рано или поздно обязательно скатываются в эротику. Осуществить же любвеобильные планы мешают… Правильно! Бастующие ноги и общая рассеянность внимания. Такой вот круговорот медовухи в природе и организме. Сид покамест полулежал и менять положение не собирался. Похоже, что и его подкосило коварство исконно русского напитка. Но, с другой стороны, он и человеком, строго говоря, не являлся. Поэтому я изо всех сил тянула время, не торопясь исполнять приказание; топталась, мялась, хмыкала, а попросту натурально отлынивала.