Вот так, вплотную, он еще больше. Ее макушка едва ли дотягивалась до его шеи. Станет ли она носить с собой табуретку, чтобы целовать мужа? В другой раз шутка вышла б – обхохотаться. Сейчас ей не до смеха, скорее наоборот.

– Хранить ее было честью. – Она страстно хотела попятиться, но не могла и, опустив руки, стала располагать на его груди эти кричащие, отвратительные поминальные принадлежности.

– Когда мы поженимся, я отрежу кусок и вам.

Похолодев с головы до пят, она с ужасом уставилась на него. Навек оказаться опутанной цепью мертвецов…

– Я не вправе ее носить, – подавленно пролепетала она.

– Пожалуйста, не скромничайте понапрасну! Лишь полвойны – звон мечей, а другую половину вы великолепно отвоевали своей отвагой и мастерством. – С улыбкой он повернулся и отошел. – Ваш храбрый труд стоит сотен убитых недругов.

Скара пробудилась рывком, руки вцепились в меховые одеяла, уши стягивала тишина.

Ничего.

Она теперь плохо спит. Каждую ночь воины Йиллинга Яркого приходят по два, по три раза.

Они пробовали заплыть в бухту, в кромешной темноте храбрые ратники сражались с приливными волнами. Но часовые на башнях напичкали их стрелами, и тела смельчаков остались болтаться на цепях входа в гавань.

Они срубили дерево, забрали в железо торец ствола и бросили на штурм, как таран. Храбрые ратники сверху прикрывали щитами, и звон оголовья о врата разбудил бы и мертвых. Но створки ворот почитай даже не поцарапались.

Они засыпали крепостной двор ворохом горящих стрел, острия летели сквозь ночь, как падающие звезды. В основном безо всякого вреда отскакивали от песчаника и сланца, однако некоторые угодили в солому. У Скары грудь разодрало от дымной тучи, голос осип от визгливых приказов пропитывать крыши водою. Ладони стерты о ведра, что сама таскала с колодца.

От конюшен, где она девочкой впервые села на пони, остался обугленный остов, но остановить огонь удалось. Под конец она залезла на стену – пусть и перемазанная сажей. Зато победно провизжала вслед отступавшим лучникам:

– Спасибо за стрелы!

Огнем и водой, через стены и под ними – не срабатывало ничего. Мыс Бейла был сильнейшей крепостью моря Осколков, его защита – отборные воины трех народов-воителей. За одного их павшего Яркий Йиллинг терял двадцать своих.

Но подкрепления все прибывали. Каждое утро Матерь Солнце вставала над новыми бойцами из Ютмарка, Инглефолда и Нижеземья. Над новыми костеносными, лютоглазыми шендами. Над новыми кораблями у бухты, отрезавшими оборону от любой подмоги. Боевой дух защитников после мелких побед, как буек, подлетал кверху, но жуткий итоговый подсчет с каждым днем ухудшался. Подвалы матери Ауд через край наполнились ранеными. От причала дважды отправлялись подожженные ладьи с командами из мертвецов.

Скаре казалось, будто они копают канавы, чтобы остановить прилив. Одну волну они отразят. Может быть, отразят десять. Но прилив все равно победит.

Она влажно и кисло отрыгнула, загнала тошноту назад и скинула ноги с постели. Зажала голову в ладонях и утробно, протяжно завыла.

Она – королева. Ее кровь дороже всякого золота. Ей полагалось скрывать страх, а напоказ выставлять глубокомыслие. Она не способна орудовать мечом, поэтому должна вести другую половину войны и воевать лучше Яркого Йиллинга. А заодно – лучше отца Ярви и матери Скейр. На нее смотрит народ. Народ, который связал с ней свое будущее. Ее обложили со всех сторон чаяниями, нуждами и ожиданием – и живых и мертвых людей. Она словно продирается сквозь терновый лабиринт. Учитывать дюжину мнений, помнить сотню наставлений, обязательно выполнить тысячу задуманных блистательных дел, и еще десять тысяч дел, никем не предусмотренных и неприглядных…

Ее глаза скользнули к двери. С той стороны, у порога, спал Рэйт. Или просто лежал.

Она не понимала, что именно к нему чувствует. Но знала одно: ни к кому другому она не чувствовала ничего подобного никогда. Вспомнилось, как ее бросило в холод от вести о его гибели. И радостное тепло, когда он вернулся живым. Огненная искра, стоило пересечься их взглядам. Сила, которой она наполнялась с ним рядом. Голова ее четко осознавала – он ей никудышная пара, во всех, как ни крути, отношениях.

Но все остальное в ней чувствовало иное.

Она встала – тяжело ухало сердце; беззвучно пересекла покои – босые ноги холодил камень. Покосилась на комнатушку, где спит невольница, но у той хватит соображения не соваться в дела хозяйки.

Уже у самой двери рука ее замерла, закололо кончики пальцев.

Его брат погиб. Она убедила себя, что нужна ему, а ведь на самом деле это он нужен ей. Нужен, чтобы забыть о долге. Нужен, чтобы забыть о стране и народе и сделать что-то для себя. Нужен, чтобы узнать, на что похоже, когда тебя целует, обнимает и хочет тот, кого ты избрала сама. Узнать, пока не стало поздно.

Мать Кире повырывала бы ей все волосья при одной только этой мысли, но Мать Кире ушла за Последнюю дверь. Сейчас, среди ночи, когда Смерть скребется в стены, не так уж важно, что прилично, что нет.