Рэйту послышался чей-то смех. Он мотнул головой в ту сторону, прорезалась улыбка. Голос-то Рэкки!

Но Рэкки погиб.

Он обхватил себя руками и брел мимо мертвого пня крепостного древа. Сегодня не зябкая ночь, но его знобил холод. Наверно, чересчур тонка порванная рубаха. А может, порванная кожа.

По длинной лестнице вверх, ноги шаркали в темноте, вдоль длинного коридора, окна глядят на мерцание Матери Моря. Там движутся огоньки. Фонари на судах Яркого Йиллинга: следят, чтобы к Мысу Бейла не подоспела подмога.

Он застонал, опускаясь медленно, как старик, у двери Скары. Ломота во всем теле. Натянул поверх колен одеяло, затылком откинулся на прохладный эльфийский камень. Ему удобства без надобности. Тем из двоих, кто мечтал о рабах и расшитых тканях, был Рэкки.

Но Рэкки погиб.

– Ты где был?

Он дернулся, оборачиваясь. Щелочка приоткрытой двери, и оттуда выглядывает Скара. На голове клубок темных локонов, лохматый после сна, как в тот день, когда он впервые ее встретил.

– Простите, – запинаясь, выговорил он, стряхивая одеяло. Поднялся и всхрипнул от боли, схватился за стену, чтоб обрести устойчивость.

Неожиданно она выпорхнула в коридор и взяла его под локоть.

– Тебе лучше?

Он – испытанный воин, меченосец самого Гром-гиль-Горма. Он – губитель жизней, высечен из ванстерландского камня. Ему неведома жалость, неведома боль. Вот только никак не выходит это произнести. Слишком плохо ему. Так плохо, что кости не держат.

– Нет, – прошептал он.

Он поднял взгляд и осознал, что на ней одна ночная сорочка и что при пламени факела ее стройный силуэт просвечивает сквозь ткань.

Он заставил себя сосредоточиться на лице. Стало хуже. Она смотрела на него живо и жадно, будто волчица на тушу коровы, и его вдруг бросило в жар. От взгляда ее он почти потерял зрение. От ее запаха занялся дух. Он слабо пошевелился, надеясь убрать ее руку, но вместо этого подвел девушку ближе к себе, впритык. Она слегка отстранила его, втиснула руку под разбитые ребра – он только охнул, – а другую опустила ему на лицо и потянула вниз.

Она поцеловала его, ничуть не нежно, впилась в рот, прошлась зубками по рассеченной губе. Он распахнул глаза – она смотрела на него, словно оценивала произведенный эффект. Большой палец прижимался к его щеке.

– Хера себе, – прошептал он. – В смысле… государыня…

– Не зови меня так. Не сейчас. – Ее рука скользнула к его затылку, зацепила крепко, кончик носа притерся к его носу – вверх, потом с другой стороны – вниз. Она снова поцеловала его, и в голове стало легко, как у пьяного.

– Идем со мной, – протянула она, обжигая дыханием щеки, и повлекла его к двери, едва не волоком – ноги до сих пор опутаны одеялом.

Рэкки то и дело твердил, что любовник из него никакой. Рэйт представил, что сказал бы брат, услыхав про эту ночь.

Но Рэкки погиб.

Он резко остановился.

– Мне нужно рассказать одну вещь… – Что еще слезы не высохли, как он плакал в чужой постели? Что она помолвлена с Гром-гиль-Гормом? Что недавним вечером он ее чуть не убил и до сих пор прячет в кармане яд? – На самом деле, не одну.

– Позже.

– Позже может быть слишком поздно.

Она скрутила в горсти его рубаху и подтащила к себе. В ее руках он был беспомощней тряпичной куклы. Он и не думал, что у нее столько сил. А может, сам оказался куда слабее, чем возомнил.

– Хватит с меня разговоров, – зашипела она. – Хватит с меня пристойных поступков. Возможно, завтра все мы умрем. Идем же.

Возможно, завтра все они умрут. Если Рэкки преподал ему хоть один урок, то наверняка об этом. Ладно. Люди редко выигрывают схватки, в которых хотят проиграть. И он погрузил пальцы в колыхливое облако ее волос, поцеловал, укусил ее губки, почувствовал язычок у себя во рту, а неудержимый гнет всего остального куда-то схлынул. Он и она сейчас здесь, в темноте. Мать Скейр, Крушитель Мечей, Рин и даже Рэкки далеко-далеко отсюда. Там, где рассвет.

Она ногой пихнула к стене одеяло, втолкнула Рэйта в дверь и клацнула задвижкой.

– Вот оно, то самое место, – произнесла Скифр.

Оно представляло собой просторный чертог с вознесенными ввысь ярусами – усыпанный обломками кресел, тусклый от грязевой корки на окнах. Входящих встречал закругленный стол, над ним висела некая штука наподобие огромной монеты, по краю отчеканены эльфийские письмена. За ним целая стена из стекла, но оно побито – хрустнуло под башмаками Колла, стоило ему ступить под свод арки. Одна дверная створка выломана, вторая висит на гнутых петлях. Вскоре зал канул в тень, в темноте журчала вода.