– Ну и что?

– Молитвы не уберегли их от меня. С какой стати молитвы спасут меня от какого-нибудь другого подонка? – И Рэйт отправился вдоль стены, назад к Синему Дженнеру.

– Неприятности? – спросил старый налетчик.

– Выше крыши.

– Семья есть семья. Полагаю, рано или поздно брата ты переубедишь.

– Возможно. Правда, Крушитель Мечей не настолько уступчив.

– По нему заметно – уступать он не любит.

– Я с ним завязал. – Рэйт плюнул со стены. – И с собой завязал. С тем, кем я был.

– Тебе нравилось им быть?

– В то время – еще как. Хотя, сдается мне теперь, я был самым настоящим гадом. – Лицо той женщины не хотело его отпускать, и он проглотил ком и уставился на старые плиты под ногами. – Откуда люди узнают, что поступают правильно?

Дженнер устало пшикнул, сдувая щеки.

– Я полжизни прожил, делая все вкривь и вкось. Почти всю оставшуюся половину старался кривить хоть малость ровнее. Те пара-тройка раз, когда я действительно правильно поступал, удались в основном по случайности.

– А ты среди всех моих знакомых, наверно, будешь… самый лучший человек.

Глаза Синего Дженнера выскочили на лоб:

– Ну, спасибо за похвалу. И как мне тебя жаль!

– И мне, и мне, старикашка. – Рэйт наблюдал, как по стану Яркого Йиллинга елозят маленькие фигурки. Бойцы выползали из постелей, собирались у костров, раскладывали завтрак. Может, где-то там старик с юнцом смотрят, задрав головы, на их стену и тоже мелют какую-то чушь.

– Как считаешь, сегодня они навалятся снова?

– Айе, и это меня почему-то странно тревожит.

– Лестницам ни за что не одолеть эти стены. До скончания века.

– Не одолеть, и Йиллинг знает об этом. Тогда зачем тратит силы впустую?

– Держать нас в страхе. Держать на взводе. Осада это или нет? Как-то же ему надо до нас добраться.

– Желательно так, чтоб горела звездой его слава. – Дженнер кивком указал на могилы. – Вы после битвы роете большие курганы для каждого ратника?

– В большинстве кучей сжигаем, но эти Единобожьи поклонники чудно обходятся с покойниками.

– И зачем так близко к нашим стенам? От врага прячут боль. Потери не подсовывают под нос неприятелю, даже если они на тебе не сказываются.

Рэйт поднял руку и вытер с уха старую запекшуюся корку.

– Правильно понял, у тебя объяснение готово?

– Вижу, ты начал уважать мое мнение. – Дженнер вытянул подбородок и почесал шею. – Я тут сообразил, что, вполне вероятно, Йиллинг командует идти на штурм лишь для того, чтобы обзавестись телами для похорон.

– Он – что?

– Он поклоняется Смерти, ведь так? А людей у него полно – отстегнуть не жалко.

– На черта убивать людей только ради того, чтоб похоронить?

– А чтоб мы думали, будто он ничем больше не занят. Но, чует моя шея, ночи напролет всего лишь в выстреле из лука от самого неукрепленного участка он роет не только могилы.

С минуту Рэйт пялился на него, потом на бурые горбы за стеною. По спине пронеслась холодная дрожь.

– Они прокладывают подкоп под стены.

Для мальчишки, которого против воли заставили возмужать, Колл насмотрелся на разные города. На суровый Вульсгард по весне и бурливый Калейв летней порой, на славный и мощный эльфьими стенами Скегенхаус и прекрасный Ялетофт до того, как тот был предан огню. Он побывал в долгом путешествии по извилистой Священной, пересекал волоки и открытую степь, а под конец, раззявив очи, замирал от чудес Первограда, величайшего людского поселения на свете.

Рядом с эльфийскими руинами Строкома все они – ничтожная мелюзга.

Колл ступал, не отставая от Скифр и двух служителей, по черным дорогам шириной с рыночную площадь Торлбю. Дороги то вгрызались в землю наполненными эхом туннелями, то громоздились одна над одной на могучих опорах из камня, сплетаясь в бредовые, исполинские узлы, а сверху разбитые глаза из стекла печально взирали на запустение. Искатели шли в безмолвии, каждый наедине с собствнными тревогами. За судьбы мира, за тех, кого любит,