Трех Дев, где вы «случайно» минуете камень чистоты. Полагаю, нет смысла сообщать, что он засияет при вашем приближении, являя всем присутствующим чистоту и невинность будущей императрицы.
Горькая усмешка промелькнула на моих губах – да, они уже все продумали.
– Нас обручит сам святой старец Ирений, – продолжил его высочество, – в присутствии пятитысячной толпы прихожан. Затем с небес прольется свет, и это будет явлением чуда, которое «убедит» служителей Пресвятого в том, что мы истинная, предназначенная друг другу пара. Венчание откладывать не станут. Мы принесем клятвы друг другу, и с этого момента вы станете моей женой.
Не сдержавшись, тихо возразила:
– Я уже замужем.
– Не стоит равнять древний варварский обычай и святое таинство церкви, – отрезал принц. И тут же продолжил: – Рождение вами моего наследника упрочит мое положение, вознеся над бездетным и нелюбимым в народе Теодором, и империя благоприятно воспримет указ об изменении порядка престолонаследия. Все уже решено и спланировано, леди Уоторби. И я достаточно откровенен с вами, так как искренне полагаюсь на вашу рассудительность и верю – вы предпочтете судьбу императрицы судьбе запертой в каменный мешок монашки. Решать, несомненно, вам. Я высказался против плана матушки Иоланты, подразумевающего оказание на вас ментального воздействия, так как желаю, чтобы вы дали согласие сами, без принуждения.
Высказав все, что намеревался, его высочество умолк, позволяя мне погрузиться в невеселые размышления, дабы смогла осознать всю обреченность своего положения. Фактически – у меня не было выбора. Дэсмонд говорил, что матушка Иоланта – маг, причем маг-эмпат, способный оказывать влияние на разум. Соответственно, при желании настоятельница сумеет заставить. И разумнее всего в данный момент было дать согласие, а затем пойти до конца и согласиться на весь этот фарс и брак с его высочеством. Разумнее. Но против всех доводов разума восставали честь, достоинство, гордость, благородство и верность принципам. Я уже дала брачные клятвы. Пусть принудительно, пусть там, на «Ревущем», у меня также не было выбора, пусть даже моего отца обманули и его подпись в брачном договоре была поставлена под магическим влиянием, но…
Но стоит закрыть глаза, и я вижу медленно синеющий взгляд последнего представителя династии Грэйд и слышу его тихое: «Береги себя, мой ангел».
И все доводы разума разбиваются вдребезги!
Выпрямившись, я судорожно вздохнула, с тоской взглянула в синее небо и поняла, что не смогу предать в первую очередь себя. Не смогу стать женой его высочества, перешагнув через собственное достоинство, лишив себя чести и гордости. И пусть даже сейчас я отчетливо понимаю, что будь я старше, приняла бы иное, правильное решение, но на то молодость и безрассудна, чтобы следовать велениям сердца!
– Мне очень жаль, ваше высочество, – я поднялась, оправила юбку и лишь после взглянула на принца, – мне действительно жаль, что вы настаивали на моей кандидатуре и потеряли столь значительное время, ожидая, когда меня вернут в столицу. Мне жаль, но мой ответ – нет.
Его высочество медленно встал. Так же неспешно подошел и встал передо мной на недопустимо близком расстоянии, затем негромко произнес:
– Неужели вам совершенно не хочется испытать радость материнства, леди Уоторби? Или наслаждаться светом солнца, цветением деревьев, пением птиц? – голос стал вкрадчивым. – Вас заточат в одном из многочисленных скальных монастырей, в которых нет даже окон, не говоря о растениях. И вся ваша юность, красота и чрезвычайная притягательность угаснут, медленно и неотвратимо.
Но едва я попыталась ответить, перебил меня все так же вкрадчиво:
– Не стоит, не отвечайте. В данный момент в вас говорит гордость, леди Уоторби, а это крайне плохой советчик. Что ж, – он выпрямился, – я сообщу матушке Иоланте, что вы, будучи превосходно воспитанной леди, не посмели дать согласие сразу и попросили дать вам три дня на размышления.
Не став комментировать сказанное, я присела в реверансе, произнесла:
– Всего доброго, ваше высочество, – и отступила прежде, чем Генрих ухватил за запястье.
А попытка имела место. Именно поэтому я не стала обходить принца, а отступила в сад, затем развернулась и торопливо ушла, не выходя на основную дорожку и безобразно испачкав туфельки землей.
И лишь благодаря этому избежала встречи с высокой, изуродованной шрамом, пересекающим лицо, старухой. Не желая в данный момент никого видеть и менее всего будучи готова с кем-либо обмениваться вежливыми фразами, я остановилась за высокими кустами жимолости, безразлично глядя на старую женщину.
Мое безразличие испарилось, едва она повернула голову и солнечный свет упал на черную серьгу – черный маг! И уже с куда большим вниманием я присмотрелась к крайне пожилой леди, чтобы с трудом сдержать вскрик, едва наступил момент узнавания – леди эн-Аури! Это была леди эн-Аури! Что с ней стало?!
С нарастающим чувством ужаса я взирала на с трудом бредущую по дорожке монастырского сада леди, чья старость и немощность словно подчеркивались цветущими полными жизни растениями. А вскоре заметила спешащую к женщине монахиню, которая остановилась в пяти шагах от тяжело дышащей леди и произнесла:
– Мне очень жаль, леди эн-Аури, матушка Иоланта не сможет вас принять.
И старуха сгорбилась, словно гнет старости навалился на нее именно сейчас, в этот самый миг.