одобрим мы оба. И это будет домашнее обучение вплоть до наступления юности. И я не позволю вам отдать моего сына или же сыновей в военную…

Договорить его светлость не дал. В единый миг я оказалась перевернута на спину, а взбешенный наследник рода Грэйд навис надо мной, пригвождая к постели. И в свете заглянувшей в окна спальни луны выглядел герцог крайне пугающе. Отчаянно зажмурившись, я как можно более твердо повторила:

– И это не обсуждается, Дэсмонд.

– Вот как? – вопрос прозвучал вкрадчиво.

Распахнув ресницы, уверенно взглянула в лицо своему страху и безапелляционно заверила:

– Я не знаю, по какой причине ваша матушка согласилась отдать вас в военную школу в столь юном возрасте, когда ребенку требуется внимание, забота и любовь родителей, но я клянусь вам, что пойду на все возможное и невозможное, если вы попытаетесь отнять детей у меня. Я…

Я потеряла дар речи, увидев в полумраке, как вдруг улыбнулся последний представитель династии Грэйд. Это была удивительная, широкая и почему-то крайне довольная улыбка, словно я сказала то, на что рассчитывал маг. Или на что надеялся… Или… И стоило мне замолчать, герцог медленно склонился к моим губам, нежно коснулся их и прошептал:

– А дети без исполнения супружеского долга не появляются, моя воинственная леди оттон Грэйд. Поразмышляйте об этом на досуге.

С этими словами лорд оттон Грэйд лег рядом со мной, обнял одной рукой, подтянув к себе, усмехнулся и, закрыв глаза, погрузился в сон. Я же сна лишилась напрочь и, боясь даже пошевелиться, долго смотрела в потолок, прислушиваясь к дыханию его светлости.

Но вскоре глаза начали медленно закрываться, веки отяжелели, и я не заметила, как погрузилась в теплые волны сна.

Утро началось с заполнившего пространство аромата крепкого чая. Затем были отдернуты шторы, пропуская в спальню свет зарождавшегося утра. После раздалось:

– Ари, я покидаю замок. Завтрак принес, из спальни вы можете выходить, но помимо вас не войдет никто. От собак ни на шаг. Прогулки по парку исключительно в сопровождении Говарда. Без него не сметь выходить. Вы меня слышите?

Сонно пробормотав что-то невразумительное, я повернулась на другой бок и, сладко зевнув, попыталась вновь погрузиться в объятия сна. Но в какой-то момент одеяло, которым я укрылась чуть ли не с головой, медленно поползло вниз. Протестующе застонав, попыталась было ухватиться за его край, но натолкнулась почему-то на руку. Возмущенно села и не успела открыть глаза, как оказалась в плену рук лорда Грэйда, совершенно лишенная возможности говорить. Неразрешимой загадкой для меня самой стало то, что это лишенное приличий прикосновение не вызвало никакого негодования в душе. Нежный поцелуй в губы, и еще легкие скользящие, едва коснувшиеся ресниц и доставшиеся покрасневшим от смущения щекам, едва ощутимое касание к самому кончику носа и словно вдогонку к остальным еще один поцелуй в приоткрытые от удивления губы.

– Все услышала? – тихо спросил герцог, продолжая обнимать меня так, что я полулежала в его руках.

– Да.

И ни за что не открою глаза, сгорая от смущения.

– Умница, – вновь нежный поцелуй. – Спи, мое невозможное чудовище с излишне рано проснувшимся материнским инстинктом. Я буду поздно.

И вновь уложив меня в постель, его светлость заботливо прикрыл одеялом, погладил по щеке и ушел. За закрывшейся в спальню дверью послышалось:

– Глаз с леди не спускать.

Чье-то вежливое покашливание, и голос дворецкого:

– Ваша светлость, не думаю, что леди оттон Грэйд помышляет о побеге и…

– Уилард, богадельня для умалишенных, искренне верящих, что моя леди может желать сбежать, – в городе, – холодно отрезал его светлость.

А затем в повисшей тишине вновь раздался голос последнего представителя династии Грэйд:

– Церковников не подпускать даже к подножию горы.

– Я понял, – отчеканил Говард.

– В случае любых климатических катаклизмов, леди оттон Грэйд сопроводить в лабораторию и запереть там, в изолированном помещении.

– Вы ожидаете худшего? – спросил Говард.

– Я ожидаю действий со стороны храмовников, – ответил герцог. – Об их изобретательности вам известно.

После этой фразы раздался звук закрывшейся двери, затем голоса прозвучали уже где-то в коридоре, и я вновь погрузилась в сон.

Ненадолго.

Прошло немногим менее пяти минут, как я поднялась и села на постели, сонно поправив растрепанные волосы. Растрепанные ли? Пропуская пряди между пальцев, вспомнила, как на ночь заплела косу, перехватив ее фиалковой тонкой лентой. Оглядевшись, ленту не нашла вовсе. Но не могла не заметить, что шнуровка ночной рубашки полураспущена и правое плечо обнажено. Неловко поправила ткань, взглянула на столик для завтраков в постели, протянув ладонь, коснулась фарфорового чайничка с зелено-изумрудной росписью, некогда повсеместно распространенной в Элетаре. Чайничек оставался горячим, и, одернув руку, как ребенок прижала палец к губам, чтобы унять боль от ожога.