– Твой белый маг всегда отличался излишней болтливостью, так что о том, чьим сыном является Генрих, мне известно еще с тех пор, как Леонас трое суток убивал моего друга. А вот об особенности проклятия лич все разболтал леди оттон Грэйд в момент нападения на нее. Трепло. А тебя я считал умнее.
Кассилия медленно повернула голову, обреченно посмотрела на сына и задала единственный вопрос:
– Грэйд тоже знает?
Принц усмехнулся и ответил:
– Дэс сам оказался в ситуации, когда его влюбленность использовали весьма подло, и он последний, кто осудил бы тебя.
Мой вывод из услышанного касался осознания того, насколько все же прямолинейны черные маги, императрица поняла совершенно иное и дрожащим голосом повторила слова Теодора:
– Сам оказался в ситуации, когда его влюбленность использовали весьма подло?! Леонас использовал меня?
Его высочество продолжал спокойно смотреть на мать. Кассилия же побледнела, ее руки мелко задрожали, глаза широко распахнулись, а из горла вырвался сдавленный стон.
– Мне жаль, – тихо произнес Теодор.
И из спины императрицы словно выдернули тот стержень, что позволял ей сохранять королевскую стать и величие, Кассилия сгорбилась, вмиг постарев на добрых два десятка лет, и, опустив голову, невидящим взором уставилась в поверхность каменного стола.
Но не проявляя и капли жалости, о которой упомянул сам, Теодор продолжил:
– А вот чего я не знал, маменька, так это того, что вы в сговоре с храмовниками! – прозвучало хлестко, как величайшее оскорбление.
Но Кассилии было совершенно все равно. Казалось, она потеряла все – желание жить, способность говорить, сам разум. И видеть подобное было жутко…
– Леди оттон Грэйд, как вы себя чувствуете? – вопросил его высочество.
– Все хорошо, благодарю вас, – тихо ответила, продолжая смотреть на императрицу.
Ее величество вздрогнула от моих слов, подняла голову, взглянула совершенно серыми, почти бесцветными глазами и едва слышно произнесла:
– Тео, что происходит в столице?
Принц усмехнулся и зло ответил:
– Черному магу я бы сказал, храмовому прихвостню – нет.
И вот это уже было прямым оскорблением. Кассилия даже не взглянула на него, лишь спрятала лицо в ладонях, и потому ее голос прозвучал глухо:
– Знаешь, почему я сделала ставку на Генри?
Теодор промолчал.
Императрица продолжила:
– Генрих безжалостнее тебя, он убил бы отца, а ты этого делать не станешь.
Я невольно вздрогнула, поразившись столь вопиющей откровенности.
– Дело не в жалости, – спокойно пояснил принц. – Во-первых, я не считаю себя вправе убивать человека, который дал мне жизнь, во-вторых, ты не заслужила почетного статуса вдовствующей императрицы, в-третьих, насильственная смена власти влечет за собой слишком много проблем. А что касается Генри – он столь же глуп и болтлив, как породивший его Леонас, и церковь не зря сделала ставку на Ариэллу, отлично понимая, что без умной императрицы Генрих очень быстро потеряет позиции.
Кассилия усмехнулась. Затем мрачно произнесла:
– Вы подняли мертвых с целью дискредитации церковного могущества? Или чтобы войска твоего отца не сумели приблизиться ко дворцу?
Его высочество медленно подошел ко мне, подал руку, помогая подняться, после так же молча повел прочь.
– Тео?! – понеслось нам вслед.
Наследный принц вывел меня с террасы, закрыл дверь, приложил ладонь и едва слышно произнес что-то совершенно неизвестное мне. В тот же миг вспыхнул, оживая, святой сплав и, словно ветви винограда, начал оплетать террасу с запертой в ней императрицей. Кассилия не пошевелилась, молча глядя на сына.
– Вы запираете ее?
– Изолирую, – подтвердил Теодор.
– И вы все время были рядом? – Я не могла не спросить.
– Леди оттон Грэйд, – на меня бросили снисходительный взгляд, – я дал слово Дэсу, естественно, я все время был рядом с вами.
Раздался чей-то вопль «Где его высочество?», после топот многочисленных ног. Принц усмехнулся, подал мне руку и произнес:
– Начинается.
Теодор провел меня обратно в гостиную, где придворные ожидали возвращения императрицы, в абсолютном молчании провел к канапе у окна, усадил,