стоя в трех метрах от уцелевших фрицев, наставивших на него карабины. Вернее, наставил тот, что справа, левый держит оружие в опущенных руках, стволом вдоль дороги. Совсем молодой парнишка, лицо искривлено с трудом сдерживаемой болью, галифе на правом бедре потемнело от крови, еле на ногах держится. В принципе понятно: трое таких же, как они с летуном, бедолаг пробирались лесами к линии фронта, дорогу, видимо, перебежали чуть раньше. Услышали стрельбу, вернулись, решили помочь. Вот только не слишком успешно – гранату кинули, пулеметчика завалили, но уцелевшие фрицы их в оборот и приняли. Двоих сразу положили, третьего ранили и сейчас решают, как поступить, на месте кончить или в плен взять. Ладно, не сидеть же в стороне, с такого расстояния он уж точно не промажет, благо с оружием более-менее свыкся.

Поднявшись на колено, Леха прицелился в правого мотоциклиста. В сознании мелькнула мысль: а ведь он сейчас впервые в жизни выстрелит в живого человека. Пулеметчик не в счет – тогда он стрелял, даже не надеясь попасть, да и адреналин в крови зашкаливал, работал на рефлексах. Сейчас же – исключительно голый расчет с поправкой на заброс ствола и дистанцию. В тот раз он стрелял, чтобы отвлечь противника и заставить его хоть на пару секунд прекратить огонь, сейчас – чтобы уничтожить наверняка, с первого выстрела. Но в душе ровным счетом ничего не ворохнулось, и десантник, выжав слабину спускового крючка, плавно спустил курок.

Гитлеровец дернулся, получив пулю на пару сантиметров ниже среза глубокой каски, неестественно дернул башкой и завалился на спину, выронив карабин. Степанов перенес прицел на второго, но, уже совмещая мушку и целик на затянутой фельдграу груди, понял, что не успевает каких-то нескольких мгновений, чтобы спасти раненого. Немец, пальнув от бедра в красноармейца, дернулся в сторону, но не пробежал и трех метров, остановленный двумя пулями в спину. Раскинув руки в стороны, гитлеровец плашмя рухнул в пыль. Не закрепленная фиксирующим ремешком каска с очками-консервами слетела с головы и шлепнулась рядом.

«Прости, браток, – скользнула самым краешком сознания мысль. – Кто ж знал, что эта сука такой быстрой окажется! Ковбой, мля. Прости, не успел…»

Красноармеец еще падал, когда Леха рванулся вперед, продираясь сквозь колючие ветки. Все, писец тельнику, будет выглядеть даже хуже, чем Попандопуло из старого фильма. В несколько прыжков добравшись до дороги, плюхнулся на колени рядом с бойцом. Нет, не жилец парнишка, уже доходит: первая пуля, судя по обилию пропитавшей штанину крови, перебила бедренную артерию, вторая попала в живот. И получаса не протянет, даже меньше, никаких вариантов. Еще раз прости, братишка, ничем помочь не смогу. И спасибо, что нам на помощь пришел, мог бы и в лесу отсидеться…

Метнувшись к мотоциклу, занялся пулеметом. Хорошая машинка, жаль бросать. Пострелянных немцев проверять не стал, и так ясно, что наповал, с двадцати метров промахнуться невозможно. Обостренный чувством опасности и бурлящим в крови адреналином слух ловил малейший звук, боясь пропустить гул мотора приближающегося транспорта. Пока вроде тихо. Блин, да что ж у них за крепление такое хитрое, мать его немецкую за ногу! Наконец вертлюг коротко лязгнул, позволяя Степанову снять пулемет. Отлично, теперь патроны… Ага, вот они, запасные ленты в круглых коробах, закрепленные в специальных держателях. Что еще? Нужно бы ранцы прибрать, там наверняка и сухие пайки, и перевязочные пакеты, и всякие другие полезные ништяки. Вот только где они, эти самые ранцы? Припомнив читанное в Интернете, парень бросился к задней части коляски. Ну да, точно, под запасным колесом – небольшой багажник, как раз для двух ранцев. Так, с этим разобрались. Карабины брать? Пожалуй, да, с пистолетами много не навоюешь. Вот только не во множественном числе, а в единственном, им и одного карабина хватит. Пулемет себе оставит, а винтарь летуну отдаст, все одно он с ним обращаться не умеет, так что незачем и лишнюю тяжесть таскать.

Из-за поворота донеслось пока еще негромкое, но уже вполне четко различимое гудение мотора… моторов! Все, пора уходить, жадность фраера губит. Значит, все-таки передовой дозор, а сейчас идет основная колонна. Какой отсюда вывод? Правильно, один-единственный: валить в лес, да поскорее! Вот только наших ребят жаль, зря погибли. Хотя почему ж зря? Сейчас передам от них фрицам последний пламенный привет, айн, как говорится, момент!..

Злорадно ухмыльнувшись, Леха придавил трупами гитлеровцев гранаты с выдернутыми предохранительными чеками. Ловушка старенькая, еще времен Афгана, но в этом времени определенно неизвестная. Начнут камрадов ворочать – тут им и ага.

Нагрузившись трофеями, Степанов бросил на раненого красноармейца прощальный взгляд. Всмотревшись в бледное, без единой кровинки лицо, торопливо сморгнул. Отмучился парень, вон как глазищами в небо пялится. Прощай, браток. Будет возможность – отомщу, обещаю… – Последнюю мысль Леха додумывал уже в движении, не скрываясь ломясь по кустам к оставленному неподалеку летчику.

За спиной завывали перегревшиеся на июньской жаре моторы приближающейся немецкой колонны.

Когда десантник добрался до встревоженного Борисова, он порядочно запыхался: давненько столько груза на себе не таскал – пулемет, запасные магазины, карабин, ранцы… побольше, чем полная армейская выкладка выходит. Сбросив трофеи на землю, почти минуту восстанавливал дыхание, игнорируя вопросительные взгляды пилота. Наконец отдышался:

– Вася, все вопросы потом, договорились? Бери винтовку и один из ранцев, я потащу остальное. Нужно хотя бы на километр от шоссе уйти. По дороге поговорим.

Спорить летчик не стал, с готовностью взвалив на плечи свою часть груза. Доносящийся со стороны шоссе рокот моторов не приближался: заметив расстрелянных мотоциклистов, колонна остановилась. Да, нужно поторопиться – сейчас фрицы нарвутся на его ловушки, заодно обнаружив пропажу