Охотник снова замолчал, на этот раз – надолго. Техник слушал его сбивчивое дыхание, видел, как мелко трясутся руки Аркадия. Мужчина несколько раз порывался продолжить, но у него не получалось. Наконец, Аркан снова собрался.

– Я не знаю, каким чудом я выжил. Обломки купола упали так, что я оказался между ними, но меня не задело. Когда я сообразил, что живой, мне стало так страшно. Помню, как я звал Вику, но она не откликалась. В щель между кусками рухнувшего купола пробивался свет, и тогда я увидел ее. Локон рыжих волос и клочок алого шарфа. А потом я увидел кровь. Много крови. И ее маленькую ладошку с обручальным кольцом. Я…. Я звал ее, плакал, просил пойти со мной. Но Вика не отвечала. Она уже не могла ответить.

Помню, как где-то рядом под завалом плакали дети. Я ничего не понимал, но подполз на голос, позвал их. Ответила воспитательница. Женщина умоляла позвать на помощь, спасти малышей. Ей переломало позвоночник, но она была еще жива. Я не знаю, скольких детей там завалило, и сколько их там осталось. Я прижался животом к кускам бетона и заглянул в щель. На меня смотрели испуганные глаза. Там была девочка лет шести, она просила позвать маму. Говорила, что ей страшно. А еще там была кровь – много крови. И мне стало плохо.

Я обещал им, что пойду за помощью. Выбрался из-под завала и побежал к вокзалу. Помню, как выла сирена, увидел взорванный метромост. Видимо, по нему ударили ракетой, два пролета разнесло в клочья. Помню, видел, как в реке тонули вагоны поезда. Люди выбивали стекла, пытались выбраться. Я отвернулся и побежал по улице. Кричал людям, что надо спасти детей, но меня никто не слушал – все будто с ума посходили. Не помню, как добежал до остановки. Смотрю – у будки на той стороне два мужика с дверью возятся. Я – к ним, начал им что-то объяснять про детей и планетарий. Они посмотрели на меня, как на дурака, а потом один схватил меня и давай толкать вперед, в будку. А потом сзади полыхнуло. Не стой я спиной, наверное, ослеп бы. Мужики успели закрыть дверь, и мы втроем побежали вниз по лесенке. А потом дрогнула земля, словно было сильное землетрясение, и мы вниз полетели. Это был Конец. Конец всему.

Аркадий замолчал, и Техник явственно услышал, как мужчина всхлипывает. Парень никогда не видел охотника плачущим, никогда не слышал от него таких откровений. Техник дружил с Арканом уже давно, но даже он не сумел бы найти правильного подхода к охотнику, чтобы заставить того излить душу. Человек с запечатанным наглухо прошлым, могила чувств и эмоций. На всех его тайнах висели надежные замки, и вскрыть их не получалось еще ни у кого. И вот этой девчонке удалось невозможное. Как? Или, быть может, друг уже чувствовал, что отмеренное ему время в этом мире подходило к концу, и потому решил исповедаться?

– Как сейчас помню этот купол, а по нему звезды ползут, – тихо выдавил охотник. – А потом нас им и накрыло. До сих пор его во сне вижу, купол этот и звезды.

Диана молчала, пораженная услышанным. Может быть, ей никогда никто не рассказывал подобного, не раскрывал душу. Парень придвинулся поближе к товарищу, положил тому руку на плечо.

– Полегче стало, Аркаш? – осторожно спросил Техник. – Долго же ты это в себе хранил. Тяжело все это, понимаю.

– Да, – кивнул охотник. – Думал, с собой в могилу унесу. Спасибо вам, что выслушали, что поняли. Каюсь я во многом. Что детишек тогда не смог спасти, что жену с ребенком будущим не уберег. Что изгоем потом жил, как падаль последняя. Поломал меня тот день, душу из меня вынул. Всегда старался один быть, людей сторонился, избегал. Все сам да сам, думал – один все смогу, все выдюжу. А не получилось вот. Нельзя человеку без людей, никак нельзя. В животное начал превращаться. Ведь зачем вообще жить и что-то делать, если не с кем сделанным поделиться? Если бы не Антошка – озверел бы да застрелился у себя в бомбаре. Нельзя так жить. Каюсь, простите ради бога. Нет у меня теперь никого ближе вас.

– Прощаем, Аркаш, – по-доброму отозвался Техник. – Ты себя только не вини, нет твоей вины во всем этом. А так – еще повоюем. Мы-то с Динкой рядом, не бросим тебя. И Антоху найдем, вот увидишь. Держись, дружище.

– Спасибо, – слабо улыбнулся одними глазами охотник. – Надежду я потерял. Нет хуже ничего, ведь одной надеждой и живет человек. Если бы не вы – сдался бы давно.

– Не сдавайся, – улыбнулся Техник. – Еще побрыкаемся.

Аркан только сейчас понимал, кем он был раньше. Монашеское существование сделало его холодным, вытянуло из сердца сострадание. А сейчас он ощущал, будто начал потихоньку оттаивать. Что-то осторожно просыпалось в душе, шевелилось и неумело, будто ребенок в темной комнате, нащупывало путь к людям. Но сможет ли он теперь жить среди людей после стольких лет одиночества и отчуждения, если Антон действительно погиб? Или уйдет обратно в свою конуру помирать там от страданий и тоски?

– Отдыхай, Аркаш, – твердо сказал Техник. – Поспи хорошенько, я бдеть буду. После полуночи сменишь. И постарайся ни о чем не думать.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Аркадий и лег на кучу тряпья. Диана устроилась на раскладушке и завернулась в спальник. Вскоре девушка задремала и тихонько засопела во сне. Охотник сделал вид, что тоже уснул, и остался наедине со своими мыслями.

Нет, не получалось никак выкинуть из памяти то, о чем он сегодня поведал друзьям. Аркан пытался вспомнить что-то доброе и светлое, а перед глазами стояли картины того страшного дня. Бетонное крошево, перемазанное красным, раздавленные глыбами детские ручки. Снова заболело под сердцем, точно ножиком тупым грудь ковырнули. Его счастье осталось там, в далеком прошлом. Лопнуло, раскрошилось, как купол, звездами на землю осыпалось. И некому уже желания загадывать. Как ни лечило его время – легче не становилось.

Но ведь была и другая жизнь, – тяжелая, одинокая, однако были и в ней редкие всполохи счастья. Аркадий вспоминал, как растил Антона. Как учил его