выколачивая с дольщиков дополнительные бабки. У нас это запросто.

С «где» и «куда» разобрались. Осталось дать ход извечному русскому вопросу: «Что делать?» Действительно, еще Герцен в девятнадцатом веке задался им и наказал потомкам добить тематику. Не добили. Измельчали потомки.

— Помогите! — разнеслось на весь темный подъезд.

— Заткнись, шмара! — Грубый мужской окрик и звук удара прервали женский крик.

— Не подходите к нам!

— Мы уже подошли. Девочки, ну что вы ломаетесь?! Вы такие девочки, что уже не целочки, ха-ха-ха! Не бывает девочек-целочек с такими буферами.

Кипящая злость заполнила меня по маковку. Вернуться домой ради того, чтобы с ходу нарваться на каких-то уродов, затащивших в новостройку двух девчонок… Порву… На шнурки порежу…

Стараясь не цокать когтями, выбираюсь в подъезд. Здоровенная площадка и широченная лестница. Сбоку — две лифтовые кабинки. Оказывается, нелегкая занесла меня на третий этаж, а голоса доносятся со второго. Как они меня не слышали, не понимаю. Грохнулся-то я с изрядным шумом. Ладно, проехали. Чужое невнимание нам только на лапу и хвост. Эх, руки бы строителям повыдергивал. Это надо же догадаться оставить на площадке баллоны с кислородом и ацетиленом. Еще один кислородный баллон стоит на пролете. Что они тут режут, что всего в двойном количестве? И где, спрашивается, сторож? Милиция, сигнализация и видеонаблюдение? За баллонами не видать насильников.

— Не трогай меня!

— А то что? — глумливо отвечает невидимый, но уже скоро совсем мертвый клиент. Собаке — собачья смерть.

Так, тихонько. Вдоль стеночки. А вот и я! Сюрприз!

Три урода и две девчонки, похожие как две капли воды… Сердце подпрыгнуло и сделало попытку вырваться из груди. Вот они, нашлись духовные связи, оборванные, но не исчезнувшие… Машутка и Дашутка. Как они выросли…

— А-а-а! Штырь!

Щелкнул спусковой крючок пистолета в руках худого как оглобля типа в кожаной куртке и кепке-восьмиуголке. Звук заставил меня сорваться в атаку. Удар, подсечка хвостом, добивающий когтями по горлу. Разворот, зубы смыкаются на толстой ляжке небритого качка. Культурист верещит, как укушенная за ягодицу продавщица гастронома. Громко и противно:

— А-а-а! Пусти меня, пусти!

Пущу я тебя, не беспокойся. На ленточки для бескозырок! Подбрасываю здоровенного мужика словно пушинку и добавляю кинетики в импульс. Разбив подъездное окно, качок вылетел на улицу. Глухой удар, перемежаемый хрустом. Металлический щелчок, звук передергиваемого затвора. На одних инстинктах ухожу в сторону. Выстрел. В сторону. Выстрел. Приглушенный свист. Тара с ацетиленом обзавелась дыркой, через которую стремительно выходит газ. Выстрел. Синий баллон с площадки качнулся и полетел вниз.

— Изыди! Сдохни! Сдохни!

Третий урод разряжает в меня восемь пуль. Две находят цель, остальные улетели в белый свет как в копеечку, по ходу пьесы зацепив газовые баллоны. Последнее, что я успеваю сделать, — это, выпустив неприкосновенный запас маны, накрыть дочек крыльями…

Взрыв…

Боль…

В этот раз тебе, Скайлс Сергеевич, так просто не выкарабкаться. Отбегался и отлетался, родимый. Холодное дыхание костлявой леди с косой ощущается уже физически, я чувствую, как жизнь капля по капле покидает меня. Взрывы, огонь, как банально. Почему так? Как там мои девочки, доченьки… Ни за что не прощу себе… Странно, почему ничего не горит? Это я так?

— Даша, кто это?

Левый глаз ничего не видит, выгорел или вытек… не знаю, зато правым различаю две испуганные перепачканные мордашки дочек. Спас, спасибо, Господи! Живые, хоть здесь успел.

— Ты глянь, Маха, настоящий дракон!

— Осторожно… мамочки, мамочки, — запричитала Маша. — Он нас спас… мамочки… Ой, он шевелится! А-а-а!

— Заткнись! — Даша всегда была более хладнокровной и сейчас одним грозным словом привычно остановила истерику у сестры.

Когтем пишу на закопченной стене детские прозвища дочек: «Привет, Пипка и Кнопка!»

— Папа?! — сдвоенный возглас на весь город. Быстро они, не думал я, что они моментально догадаются. — Папа!

«Умирать не больно». И улыбающийся смайлик…

Умирать действительно не больно. Холодно.