— Нить помещена в «сферу». Держи, иногда от тебя тоже бывает толк, аккуратно, не урони, увалень криворукий. Поставь ее в гнездо на столике. Давай исследуем и другие тонкие нити, уходящие в бесконечность…
За стеной шатра послышались многоголосые выкрики и непонятный шум: свист, треск, что-то, напоминающее хлопки и звуки лопающихся воздушных шариков.
— Джуи, выйди, скажи, чтобы угомонились, — приказал архимаг. — Меня нервирует посторонний шум.
Подручный архимага, не проронив ни слова, развернулся и потопал к выходу. Не успел он откинуть полог, как раздался громкий хлопок, пламя свечей качнулось от резкого порыва ветра, а детина, пятясь назад, ввалился обратно. Качнувшись, он плашмя рухнул на землю. В груди Джуи зияла сквозная дыра с кулак размером. Следом за убитым влетела Лилина, с головы до ног заляпанная кровью и грязью:
— Скайлс!
— Осторожно! — фальцетом заорал архимаг. — Не заступи за контур.
— Отпустите его! — истерично крикнула Лилина, и кулаки ее окутались призрачным пламенем.
— Заступишь за контур, рург сгорит.
— Отпустите его, иначе я…
— Иначе что? — мерзко ухмыльнулся дедок.
Лилина беспомощно огляделась по сторонам. Решив что-то для себя, она подскочила к столику с хрустальной сферой. Подхватив ее, Лилина замахнулась на один из кристаллов в пентаграмме.
— Не смей! Не трогай главный накопитель! Куда! — заорал старик благим матом. — Кретинка, не заступай за контур! Дура! — Дед взмахнул руками и скрылся за мощным щитом.
Ба-бах! Могучий поток энергии вырвал меня из металлических захватов и физической реальности, втягивая в бесконечную трубу пылесоса. Яростное пламя накрыло Лилину, но она не сгорела, а распалась яркими искрами.
Сознание вернулось толчком, будто кто-то резко сорвал с головы плотный черный мешок. Не открывая глаз и стараясь не выдать себя, Лилина попробовала просканировать окружающее пространство. Пахло дымом, мужским потом и конским навозом. Главные запахи разбавляли ароматы мясной похлебки и подгорелой кожи. Со всех сторон доносились человеческие голоса, ржали кони, звенело железо. Где-то в отдалении раздавались команды и слышалась слитная поступь большой группы людей, скорее всего военных. Да, судя по ощущениям, это был огромный военный лагерь.
— Забирайте, — совсем рядом повелительно произнесли с детства знакомым голосом, — правьте к красному шатру у лесной кромки, вас встретят. Поторапливайтесь, маэстро не отличается терпением. Держите, здесь как договаривались и двадцать соверенов сверху. Что у вас во второй телеге?
— Рургова девка, ваша милость.
— Вы ее там не того? А то знаю я вас, — хохотнули таким родным голосом. — Я эту дикарку обещал…
— Как можно, господин, мы договор не нарушаем, понимаем, что к чему, да и после морилки они бревна бревнами, деревенеют, пока дурь не выветрится. Кому охота с деревянной бабой кувыркаться.
— Не скажи, Ханер, есть любители.
— За кого вы нас принимаете, господин?! Баба должна быть как огонь, сисястая, попастая, чтобы помять ее хорошенько, а не такая болезная соплюха с костьми и мослами на холодец.
— А не эта ли костлявая соплюха седмицу назад прикончила одного и чуть не до смерти приложила двух взрослых охотников?
— Случайность, ваша милость.
— Пойдем поглядим одним глазком на вашу «случайность».
Лилина повернула гудящую голову на звук шагов и открыла глаза:
— Отец, — прошептала пленница, — это я, Лилина!
Барона Лера словно бревном огрели по затылку. Хватая ртом воздух, он уставился на грязную, связанную по рукам и ногам пленницу, лежащую на скудной соломенной подстилке на дне телеги охотников.
— Что ты сказала? — наконец вдохнув, он подскочил к телеге и ухватил Лилину за подбородок, взгляд его сделался злым и колючим, не предвещающим ничего доброго.
— Мне больно, папа.
Скривив губы, барон оттолкнул Лилину, батистовым платочком брезгливо оттерев пальцы от клейкого сока семицвета, которым Скайлс утром, перед выездом, смазывал раны на ее лице и спине. Холодный кусок льда с острыми кромками поселился в груди Лилины, хотелось заплакать от горя и несправедливой обиды, но слез не было. Высохли слезы, перегорели в один миг.
— Отнесите это в мой шатер, — приказал барон, не глядя на то, как охотники подхватывают все еще не способную толком двигаться оборванку. — Шевелитесь!
