местным меркам мелкая, если для кого она вообще была. Подумаешь, боярин воспользовался лодкой, чтобы на другой берег перебраться. Однако тот ведь мог и холопа оставить, и хозяину лодки плату выдать. Вот это по честному и в порядке вещей. Но тот этого не сделал, попользовался и бросил, скотина. Если бы лодку свою я обнаружил на том месте, где оставил, и позже узнал, что ею пользовались, я бы слова не сказал, а так взяли и не вернули. Что это? Кража. Именно кража, хотя лодку я и видел на другом берегу. Одним словом, боярину требовалось: где взял, туда и вернул. Не сделал – перешёл в разряд воров, за что и получил. Вообще-то доводить дело до крови я не думал, хотел найти вора и забрать у него всё, что есть, это будет плата за аренду лодки. Назовём её так. Причём забрать всё, включая даже исподнее, пусть нагим возвращается, если тот в гостях был, а тот был. Местные его не узнавали, видимо, на одном из ушкуев прибыл. Возможно, даже сегодня.

В том-то и дело, даже для меня неожиданно было, что подворье, куда зашёл ворюга в сопровождении холопов, окажется домом посадника, подстава какая-то, хотя и случайная, ну а тот сам довёл конфликт до крови, представил бы боярина, честно решил бы проблему в мою пользу, и бойни не было бы. Мне в принципе нравилось это время, люди жили здесь по-честному, как и я старался жить, мне это было по духу. Ударили тебя – хочешь, сам ударь, хочешь, убей при всём честном народе, никто слова тебе не скажет, особенно если недруг пустил тебе юшку. Кровь то бишь. То есть ты можешь адекватно ответить. Раньше, связанный разными законами, я ощущал себя как в клетке, были, конечно, прорывы, особенно когда свидетелей не было, но это не то, всё равно я старался жить по законам других, не своим. А тут всё, как мне нравится, то есть я пожить на Руси не отказался бы, законы писаны для нормальных и сильных личностей.

Не скажу, что мне не было жаль раненых, только двое дружинников, что добежали до меня, были мной хладнокровно убиты, я жизнь свою защищал, а вот в остальных стрелял прицельно. В плечи и ноги. Этого хватило вывести их из строя, а большего мне и не надо. Выстрелы насмерть были по посаднику, подлость в укрытии вора я ему не простил, ну и в холопов боярина-вора. Да, я мог вообще никого не убивать, только ранить, но зачем? Они нападают и получают адекватный ответ. Дружинники – люди подневольные, поэтому и стрелял, чтобы ранить, а вот остальных за злой умысел побил. За дело. Так что совесть моя была чиста, я даже насвистывал довольно – вор наказан, чего ещё желать. Правда, я хотел, как уже говорил, стребовать было плату за аренду лодки, но срубленная голова меня тоже удовлетворила. Я вот планировал запросить за аренду гривну серебром, а это очень много, морской ушкуй столько стоит, небольшой, тот возмутится, я доведу ситуацию до столкновения и срублю ему руку. Вот такой был план, ворам руки на Востоке рубят, мне этот способ очень импонировал, а ситуация дошла до казни.

Спустившись к воде, я забрался в лодку и налёг на вёсла. Сидя лицом к берегу, от которого только что отошёл, я хорошо рассмотрел, как, раскидывая попавшихся на пути прохожих, выскакивают на берег с одной из улиц дружинники и бегут к лодкам. Они меня видели, опознали со слов очевидцев, вот и спешили догнать, ответить за друзей, знакомых и посадника. Ну нет, парни, я вам это не дам сделать. Устраивать гонки на вёслах я даже не думал. Но дружинники, отобрав лодки у хозяев, шли даже быстрее меня, но у своего баркаса я оказался первым. Привязав лодку, быстро скинул чехол с пушки, засыпал свинцовую картечь, навёл оружие на две ближайшие лодки, две другие чуть отстали и шли в стороне. Всех одним залпом не накрою.

– Стоять! – крикнул я ближайшим воинам, до них метров сорок было. – Потоплю вместе с лодкой.

Угроза была серьёзной. Если учесть, сколько железа была на воинах, шансов выплыть при затоплении лодок у них не было. Совсем. Да и не умели многие плавать, как я позже узнал, не развивалось на Руси это направление. Явно кто-то среди воинов имел трезвую голову на плечах, да и авторитет: прозвучала команда – и вёсла были подняты, воины с напряжением наблюдали за всеми моими действиями, понимали, что мне удалось подловить их в той ситуации, когда они ничего в ответ сделать не могут. Многие смотрели с откровенной ненавистью.

– Кто старший? – спросил я, когда ход лодок был застопорен.

Некоторые гребцы снова опустили вёсла в воду, подрабатывая, их сносило течением.

– Ну, я, старший десятник Горыня, – встал рослый и удивительно широкоплечий мужчина в пластинчатой броне, ещё у некоторых была такая защита, у остальных кольчуги.

Снаряжены дружинники были добротно. Вот арбалетов или луков не имелось.

– Княжич Ларин, Максим Евгеньевич, – представился я. – По какому праву преследовали меня?

– Посадника и ребят кто побил? – зло скрипнув зубами, спросил тот.

– А вы их не опросили, не узнали, что я действовал по Правде? – уточнил я.

Десятник, как и часть воинов, явно удивился. Мало того что дворянин, так ещё имеет наглость говорить, что действовал по закону.

– По Правде? – недоверчиво спросил тот.

– Сейчас поясню ситуацию. Мой род очень древний, моя мать, а она княжна с Руси, кровь Рюриковичей, между прочим, была отдана замуж за индусского раджу и уехала с мужем в Индию, если кто знает, где это.

Все воины синхронно кивнули, про Индию и товары из неё им было известно.

– У меня есть брат, старший, всё наследует он. Я не хотел быть приживалой и, приобретя судно, покинул Индию, путешествуя. Много стран и много разных людей видел, однако прибыл на родину матери. В Индии я получил образование, стал очень хорошим лекарем, а также военачальником, и там и там у меня были успехи. Я даже поучаствовать в небольшой войне успел, в двенадцать лет. Моё войско наголову разгромило войско противника, но, несмотря на это, после смерти моей матери от болезни я стал никому не нужен, даже брату, тот невзлюбил меня после того, как народ решил, что я стану главой