потоком, и мастер только и мог, что лишний раз подивиться живучести проклятого племени.

Зверь рыкнул, шумно втянул воздух ноздрями. Нагнул голову, глядя прямо в лицо вампирше. Он не торопился. За ним осталось два обезглавленных трупа, и даже вся вампирья регенерация не могла тут помочь.

Морриган отползала. Ноги не держали её, левый глаз размолол в кашу кулак мастера, шея была пробита насквозь стальным дротом, покрытым серебром; она уже не могла сражаться, руки её тряслись.

– Не… надо… – услыхал вдруг мастер. Голос упырицы дрогнул, теперь его полнил ужас. Она неотрывно глядела прямо в глаза надвигающегося зверя, как заворожённая. – Не… надо… по… пощади…

Зверь глухо фыркнул, глаза засветились золотым.

– О… хотник… останови… это… умоляю…

Мастер и хотел что-то ответить, но не смог, слова застряли в горле.

– Это… это… прошу… я… всё, что хочешь… буду… твоей…

Старший охотник по-прежнему не мог вымолвить ни звука. А если бы и смог – слова получились бы совсем не те, что ему бы хотелось.

– Урк? – Зверь глядел на мастера вопросительно, словно и впрямь ожидая команды.

– Пощади-и-и… – сипела вампирша. И, глядя на ту жуть, что осталась от её лица, мастера почему-то совершенно не тянуло бросить ей что-то вроде: мол, ишь, как запела? Вспомни всех, кого убила, кого сожрала, чьи кости сгрызла!

Нет, не получалось. Мастер вдруг понял, что видит не кровожадную упырицу, ненасытную тварь, убийцу и мучительницу, которую почти невозможно сразить, – но молодую совсем девушку, талантливую начинающую магичку, красивую и весёлую.

У неё где-то осталась семья. Её кто-то оплакивает; а кто-то и вовсе продолжает не верить в её смерть и всё глядит на дорогу, всё ждёт её возвращения…

«Джейк, – позвал он. – Джейк, что это? Что мне делать?»

Ответа не было, давно мёртвый друг молчал.

– Урк, – решительно сказал зверь. А может, не сказал вовсе, а просто уркнул, ничего особенного в виду не имея.

Ноги не слушались Морриган, и она оттолкнулась от пола руками.

Они столкнулась в воздухе, распластавшийся в прыжке зверь и упырица, собравшая для своего броска и в самом деле последние силы.

Морриган ударила когтями, каждый из которых окутало сейчас настоящее пламя. Она всё-таки была магом, латентным, неразвитым и оттого ещё более опасным.

Когти пробили чешую зверя со странным хрустящим звуком, словно ломалась хорошо обожжённая глина.

Однако создание даже не дрогнуло. Его голова обернулась круглым ядром, на манер того, что выпускают катапульты; ядро грянуло прямо в лицо Морриган, вернее, в его остатки.

Когти вампирши сломались. Тело её отшвырнуло к самому входу в пещеру; казалось, удар перемолол всё, ещё уцелевшее после кислоты.

И всё равно Морриган жила. У неё хватило сил завыть, высоко, режуще, рвуще, пока зверь медленно надвигался на неё, словно давая до конца ощутить весь ужас ей предстоящего.

Ему, как ни странно, тоже досталось. Чешуя дымилась там, куда угодили вампирьи когти. Мастеру даже показалось, что несколько тёмных кусочков отвалились с неживым каменным стуком.

Однако он шёл, как шёл. Наступил лапой на дёрнувшуюся было руку упырицы, пальцы которой превратились в месиво – когти частью сломаны, частью вырваны. И, какая бы магия ни стояла за ними, сейчас там остались только жуткого вида раны.

Морриган всхлипнула. Жалко, беспомощно.

И заплакала.

Слезы не потекли – неоткуда им было взяться. Она завалилась набок, закрывая остатки лица свободной рукой. Она сдалась. Она проиграла. Жизнь кончилась.

– Постой, – вырвалось у мастера.

Он не поверил сам себе.

Как так? Постой? Это сказал он?

– Урк, – равнодушно ответствовал зверь.

И ударил. Спокойно, точно, отмеренно, словно машина.

Хряск. Всхрип.

Морриган уткнулась изуродованным лицом в камень. Зверь помедлил секунду, вновь принюхался – и чётко, словно опытный палач, снёс голову уже мёртвой вампирше.

Развернулся и неспешно потрусил прочь, мигом скрывшись из глаз.