Мысленно сделала я себе заметку: Арий, оказывается, перешел дорогу главе посольства. Нария же между тем продолжала свое повествование:
— А этот брак сможет вернуть расположение владыки. К тому же у госпожи Узер, маменьки вашего супруга, вы — не первая невестка. Трое старших сыновей уже давно нашли тех, с кем переплели хвосты в полете…
Я уловила грустные нотки в голосе служанки. Мериус вот тоже про эти хвосты говорил. Образное у них это выражение такое, что ли?
— Хвосты?
— Ах, ну вы же не знаете. Это присказка, пришедшая к нам из древней легенды. Когда-то давно двое драконов были настолько влюблены друг в друга, что не расставались ни на миг. Даже в полете их хвосты были соединены. Теперь и о нашедших свою истинную пару говорят: «переплели хвосты». Обычно то, что это твоя единственная, дракон понимает по первому поцелую, но иногда и чуть позже. — Тут лицо камеристки, отражавшееся в зеркале, приобрело странное выражение. Словно не тема обсуждения была щекотлива, а то, с кем именно ее обсуждает Нария. — Вот старший из рода Дирриетгинг понял это только после первой брачной ночи, а до нее все сомневался: подарит ли ему суженая сына…
Словно оправдывая неизвестного мне «старшого», служанка пояснила:
— Такое бывает, если дракон был ранен или потерял часть своей магии…
Я ухватилась за предпоследнюю фразу, сопоставив ее с предположением Фира о бастарде правителя:
— А как же тогда слухи о бастарде правителя?
— О господине Флейтваре? — Служанка перешла на шепот. — То лишь слухи, и не след вам, госпожа, их озвучивать. Они рождены злыми языками и тем, что супруге правителя небо еще не подарило сыновей. Но да у них еще лет семьдесят есть… Зато у правителя уже две дочери, и обе — девицы на выданье.
В голосе женщины проскользнула нотка сомнения. Так, словно, говоря об этих двух наследницах, она имела в виду какие-то запасные варианты. А потом женщина ловко перевела нить нашего и так рваного разговора:
— Но слухи слухами, а госпожа Узер — не домысел. И, зная ее характер, могу сказать, что она скоро посетит этот дом.
Однако первой визит нанесла совсем другая особа, а именно Ликримия. Та самая дама, которая, по словам ушастого шпиёна, являлась любовницей Ария.
О ее прибытии доложила молоденькая субретка, как раз после того, как я закончила завтрак, который для разнообразия прошел в одиночестве. Эрин отсутствовал: мы с Фиром предположили, что по весьма веской причине (отправлял донос своему нанимателю).
— К вам с визитом госпожа Ликримия Шоон, — известила служанка. — Она ожидает вас в малой гостиной. Доложить о том, что вы ее примете?
Субретка застыла в нерешительности. Что же, ее опасения были вполне обоснованы: очутиться в эпицентре женской войны (а она неизбежна при встрече жены и любовницы) — удовольствие еще то. Фир, уже прописавшийся в моей шевелюре, тихонько прошептал:
— Гони ее к первородному мраку, это неслыханная наглость: заявиться в дом любовника, к его молодой жене.
В том, что это наглость, я была с Фиром солидарна. Даже для двадцать первого века явление, мягко говоря, не рядовое, хотя и имеет место быть. К тому же если со свекровью я хотя бы теоретически представляла, что делать (молчать и быть внешне покорной, как минимум при первой встрече, как гласит поговорка), то с любовницей… Но, с другой стороны, проигнорировать ее визит — значит упустить кусок информации. Про мотивы же этого странного поступка Ликримии у меня были догадки, но стоило их проверить.
Когда я вошла в гостиную, то первое, что увидела, — её. Девушка, которой на вид было не больше двадцати пяти, сидела в кресле с особым изяществом, в той уверенной манере, что свойственна людям, пришедшим куда-либо не в первый раз. Её выдавало то, как по-хозяйски она смотрела на гобелены, как поджимала губы, замечая пыль на каминной полке и картинной раме. Да, она определенно была здесь частой гостьей.
Оценивая Ликримию, я признала: вкус у моего мужа недурен. Она была такой же, как и на портрете, что стоял на столике в комнате, где находился телепорт. Огромные, необыкновенно светлые глаза гостьи, черные ресницы, белокурые локоны, белоснежная кожа — внешне она олицетворяла собой саму невинность и чистоту.
— День добрый. Вы хотели меня видеть? — Я улыбнулась так, как умеют лишь профессиональные танцовщицы и модели, рекламирующие жвачку: широко и открыто, демонстрируя все тридцать два зуба.
Подумала, не распахнуть ли объятья, но решила, что это перебор. Дурость, возведенная в квадрат, порою настораживает противника больше, чем явное проявление ума. А мне надо было именно провести эту наглую особу.
— Да, я искала встречи с вами… — Чарующий голос, легкий румянец, опущенный долу взор, призванные свидетельствовать о кротком нраве… этот орешек будет покрепче, чем Эрин, но да у меня теперь есть группа поддержки, правда, всего с одним чирлидером, да и тот — таракан.
— Простите, но мы с вами не знакомы. — Я специально остановилась на середине фразы. Было интересно, как назовётся эта особа. То, что в лоб не заявит о степени нашего «родства», — очевидно, но все же, какой предлог избрала эта… эпитеты приходили на редкость точные, но все нецензурные.
— Графиня Ликримия Шоон. — Женщина начала мять батистовый платочек в руках. То, что это игра на публику чистой воды, я была уверена. Никакой робости эта дама не испытывала. — Я не люблю ходить кругами, но цель моего визита настолько щекотлива…
А я недооценила барышню: аккуратно, но жестко берет быка за рога.