Сейчас же Артур пробуждался в груде картонок и газет.

– Ну и хорош ты спать. – Рядом стоял старик.

Чуть согнувшись, он держал за плечами тюк, скрученный из старой простыни и заплатанный дюжиной разноцветных кусков материи. Обветренное лицо украшала лишенная десятка зубов улыбка, а на шее виднелись синяки и несколько небольших шрамов. Их не могла скрыть даже густая, грязно-серая борода.

Из одежды на бродяге были самодельные ватные штаны, старые, обмотанные клейкой лентой охотничьи сапоги и что-то наподобие ватника. Под него он поддел несколько рваных джемперов и, вероятно, пару футболок.

Лазарев при виде бездомного не бросился бежать исключительно благодаря глазам старика. Зеленые и светлые, они были пропитаны добродушием и неиссякаемым жизненным оптимизмом. Признаться, мальчик не понимал, как можно сохранить такие глаза, обитая на улице.

– Все уже ушли, – добавил бродяга.

И действительно, урны были погашены, картонки и газеты собраны, да и вообще ни одной живой души.

– А вы почему остались? – спросил парнишка, поднимаясь на ноги.

Очень хотелось почистить зубы, но Артур сомневался, что найдет в этом месте щетку и пасту. Ну или хотя бы просто пасту.

– Вот держи. – Старик протянул ему новый запаянный тюбик вожделенного препарата.

– Но откуда…

– Опыт, малец, опыт, – захохотал бродяга, на манер Санта-Клауса придерживая живот. Хотя никакого живота не виднелось. – Первое правило жизни на улице – всегда следи за личной гигиеной. Иначе так и запаршиветь недолго, а там уже старушка с косой поджидает.

С благодарностью приняв тюбик, нисколько не брезгуя брать что-либо у бездомного (сам теперь такой), Лазарев подошел к реке. Он набрал в ладонь немного снега и осколков льда, подождал, пока те растают, и закинул в рот. Покатав по нёбу и зубам, намазал на палец пасту и принялся чистить зубы.

– Оригинальный прием, – протянул бродяга. – Не против, если возьму на вооружение?

– Феф, кофефно, – прошамкал Лазарев.

Опомнившись, он сплюнул пасту и прополоскал рот все тем же способом.

Бездомный снова захохотал.

– Меня Генри зовут, а тебя? – Старик протянул руку.

И вновь ни капли брезгливости не было обнаружено в ответном жесте мальчика. А у Генри оказалось на удивление крепкое рукопожатие.

– Спасибо, – поблагодарил паренек, возвращая тюбик. – Так почему же вы не ушли?

– Малец, давай на «ты», – чуть ли не взмолился бродяга. – У меня от этих выканий уши начинают в трубочку сворачиваться.

Интересный все же старик. Пусть и бездомный, слегка дурно пахнущий, но беззаботный и веселый, словно маленький ребенок.

– А не ушел я потому… – продолжил он. – Так ты ж на моей постели спал!

В который раз рассмеявшись, Генри подошел к груде газет и картонок. Парой ловких, отработанных движений он свернул их в тугую трубу. Завязал бечевкой и затолкал в заплечный тюк.

– И ты бы это, мальчик, шел домой, – не оборачиваясь, произнес бездомный. – Не дело на улицу от родителей сбегать. Ничем хорошим такое не заканчивается. А если поссорились, так всегда помириться можно. На то вы и семья, чтобы ссориться и мириться.

– Не могу.

Генри обернулся, и в его добрых глазах блеснуло что-то строгое.

– Дома меня ищет ОМР. – Артур не понимал, зачем он все это говорит. Наверное, просто хотел кому-то выговориться. – Опекуна арестовали по подозрению в убийстве, а меня… меня хотят выгнать из Атлантиса.

Старик постоял с минуту, а потом совершенно неожиданно подмигнул.

– Тогда чего ты стоишь?! – делано возмутился он.

Артур опешил от такой смены настроений.

– Разве ты не собираешься ринуться в какую-нибудь безумную авантюру, чтобы доказать невиновность мисс Фари?

– Конечно, собир…

Только сейчас Лазарь понял, что сказал Генри. Сердце мальчика пропустило удар, а сам он отступил на шаг, хватаясь за рапиру.

– Но-но-но! – Бродяга поднял открытые ладони. – Ты аккуратнее с этой штукой.

– Откуда ты знаешь? – прищурился Лазарев.

Вместо ответа Генри постучал пальцем по собственному лбу.

– Может, я и живу на улице, но из ума еще не выжил. Молодой парень в дорогущей одежде, весь уставший, неожиданно появляется под мостом. Вдобавок на поясе у него шпага магов. Сперва я подумал, что кто-то из высокородных опять решил поглумиться над бродягами, но когда ты рухнул как подкошенный на мою постель, понял, что ошибся. Да и твои глаза, мальчик.