– Почему так тихо? – спросила, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами.

– Сейчас четыре утра, – негромко произнес он. – Дай руку.

Я протянула дрожащую ладонь, и Анри поцеловал тыльную сторону запястья.

– Теперь вторую.

Мягко и неторопливо раскрыл мой кулак, разгибая один палец за другим.

Алаэрнит сиял так, что хотелось зажмуриться.

– Поздравляю, – произнес муж, повторяя губами каждый холмик и каждую ямочку на ладони.

Уже привычно надел мне на палец кольцо.

А потом подхватил на руки и понес наверх.

Солнечный день разогнал туман, поначалу сбросив его с вершины холма, а затем и вовсе развеял в прозрачном от прохлады воздухе. Я плотнее закуталась в накидку, шагая рядом с мужем по дорожкам ухоженного парка. Белоснежные беседки, разбросанные между тропинок и деревьев, из-за облетевшей листвы было отлично видно даже издалека. Я решила их посчитать – всяко лучше, чем думать о случившемся.

В погожий день все выглядит симпатичнее, даже обнаженные и подстриженные по последней моде высокие кустики. Впрочем, садовники явно постарались на славу – чего здесь только не было: вот этот по форме напоминал набросок распустившейся розы, которую весной придется нещадно ровнять, недавно мы прошли что-то, отдаленно похожее на двух кошек, что сидят рядышком. А вдалеке виднелось настоящее произведение искусства, – замковая композиция, не утратившая своих очертаний даже под беспощадной рукой осени.

Анри тоже молчал, и это молчание уже становилось невыносимым. Нет, он меня ни разу не упрекнул, но я его чувствовала. Проснулась сегодня после полудня с квадратной головой и ощущением, что вчера перебрала крепленого ларнейского, под пристальным взглядом мужа. Сна у него не было ни в одном глазу, зато глаза – его осенние глаза – напоминали тот самый воздух: в них искрилось солнце, но теплее не становилось. За обедом, который подали в мои покои, мы едва перекинулись парой ничего не значащих слов. А после он пригласил меня на прогулку.

Поскольку со счета беседок я уже сбилась, пришлось опустить голову.

Теперь рассматривала свой подол, наши ботинки и гравийный порядок: камешек к камешку. Вчера с головой захлестнуло победой, но сегодня вынырнула на поверхность. А над водой бушевал шторм, вся мощь которого сходилась на моем пальце. Кольцо мягко поблескивало на солнце, рассыпая вокруг себя голубоватое сияние.

Всевидящий, даже подумать страшно. Это же память его отца.

Что на меня вчера нашло?

– Простите, – сказала тихо. – Мне не стоило…

– Не стоило? – Анри остановился и схватил меня за плечи так резко, что я чудом не полетела на него. – Демоны, Тереза! Я не могу постоянно бегать за тобой и держать за руку, чтобы предупреждать все твои глупости.

Вот и извиняйся после этого перед ним.

– Я вас об этом и не прошу, – огрызнулась, сбрасывая его ладони, которые тут же легли мне на талию. – Достаточно того, что вы вчера выставили меня из комнаты, хотя могли бы просто дать денег. И знаете, что? Тогда вам не пришлось бы предупреждать мои глупости и лишний раз волноваться. Вы не верили в меня с самого начала, но я выиграла, так почему бы просто не порадоваться? Хотя погодите… вчера порадовались, и хватит. Я права?

– Тереза, когда ты злишься, начинаешь говорить много и быстро.

– Мне говорить помедленнее? Для особых пометок в досье?

Глаза его сверкнули, браслет дернуло.

– Никаких досье больше нет.

– Потому что вы их отдали Эльгеру?

Анри отдернул руки, словно обжегся. Сжал губы, точно опасаясь собственной болезненной ярости, которая огнем обжигала и мои вены. Глубоко вздохнул и только потом медленно, четко выговаривая каждое слово, произнес:

– То, что я передал Эльгеру, не имеет никакого отношения к твоей семье.

Я вскинула голову и сложила руки на груди, но Анри больше не пытался ко мне прикоснуться.

– Почему ты меня не послушала? Иногда проиграть – значит выиграть. Евгения – единственная женщина в Лиге, ей необходимо чувствовать силу.

– Предлагаете поджимать хвост всякий раз, когда она появляется?

– Предлагаю… прошу прислушиваться к моим советам. Я знаю этих людей гораздо дольше тебя, и мы договорились, что действуем заодно. Эльгеру все равно, сколько человек распрощается с жизнью на его шахматной доске. Софи повезло, но ты же не настолько наивна, чтобы полагать, что он сделал это из расположения к тебе? Ему нужно увидеть, на что ты способна не только в том, что касается магии. Он бросит тебя в самое пекло, чтобы вытащить на свет всю твою тьму, потому что только она ему и нужна. Им всем. Ты даже не представляешь, с чем можешь столкнуться.

В воцарившуюся между нами тишину гулко падали секунды. Секунды, складывающиеся в минуты пронзительного молчания.