Какой же горячий!

– Согрелся знатно. Жером обещал заколотить окно, если еще раз увидит распахнутым настежь. Откроешь?

– Даже не подумаю. Застудиться хотите?

– У меня такое чувство, что я сижу голым в камине.

Мы замолчали. Неразбитое напряжение жестоких слов сгущало воздух, все больше отдаляя нас друг от друга. Я пыталась представить, как начать разговор, но Анри сделал это за меня.

– Тебе пора решить, Тереза. Мы едем к Эльгеру вдвоем или вместе.

– Вместе, – слово далось с таким трудом, словно я голыми руками ворочала горы. – Анри, сегодня утром я… сказала глупость.

Вместо ответа он протянул мне руку.

Я стянула халат. Подумала немного – стянула и сорочку тоже, обняла его и закрыла глаза. Нырнула за грань, потянула тьму, впитывая ее холод в тончайшие темные кристаллики, позволяя им собираться на коже полупрозрачной мерцающей чешуей. Прохладная «ледяная» корочка не избавит мужа от воздействия мглы, но от жара должна помочь. Уж всяко лучше, чем сквозняки и продирающая до костей свежесть.

– Я должен был догадаться сразу.

Анри поглаживал мою спину, и чувствовать жар его пальцев через невесомую изморозь тьмы было странно.

– Вы не могли знать.

– Она никогда и ничего не делает просто так. Но мадам Арзе рассказала, что Евгения подумывает принять на себя заботу о Софи.

Я замерла. Теперь понятно, почему мадам Горинье так ухмылялась.

– Почему вы ничего мне не сказали?

– Решил, что это уже не имеет значения. Теперь, когда она не сможет ее забрать.

– Забрать? Вы серьезно?

– Через нее было бы легко управлять тобой.

Неожиданно перехватило дыхание.

– Это безумие. Не вижу рядом с ней ребенка.

– У нее есть сын.

Представить себе Евгению матерью в принципе сложно. Но еще сложнее представить ее матерью после того, что она сделала.

Я слегка приподнялась, заглядывая в лицо мужа.

– Они почти не общаются. Флориан с детства был поручен няням и гувернерам, а сейчас… думаю, он вспоминает о ней так же часто, как и она о нем.

Анри прикрыл глаза: жар, обжигающий через браслет, стал помягче. Да и сам он больше не напоминал голема из углей. Все сильнее вжимался в меня, возможно, даже не отдавая себе в этом отчет. Я еще немного подержала тьму и отпустила, позволяя потустороннему льду раствориться без следа, обняла мужа руками и ногами, потерлась щекой о щеку, прильнула к губам.

– Доброй ночи, – прошептала еле слышно и потянула валяющееся на полу одеяло наверх, укрывая нас.

Такой безумно долгий и страшный день…

А ночь уже на исходе.

Кажется, сегодня впервые за последний месяц буду спать как убитая.

Только оказавшись у подножия холма ле Туаре, что по-вэлейски скромно означает «великий», я смогла оценить замок с одноименным названием. Снизу виднелись его верхние башни и верхушки деревьев, пытающихся до них дотянуться, а дорога ко дворцу Эльгера вилась широким серпантином. Лошади преодолевали один поворот за другим, и казалось, что этот подъем не закончится никогда. Но все-таки подняться стоило хотя бы ради того, чтобы увидеть Ольвиж как на ладони, словно игрушечный или же макет из музея мира. Поблескивали в утреннем солнце крохотные крыши и колокольни, тонюсенькая ниточка Лане протянулась через весь город, разделяя его надвое. Обманчиво-близкий, ехать до него значительно меньше, чем от Мортенхэйма до Лигенбурга, но все-таки ощутимо. И разумеется, даже с самой верхней башни нашего замка не разглядеть столицу Энгерии.

Я видела ле Туаре де ла Мер на картинках и невольно сравнивала с Мортенхэймом. Теперь, глядя на эту громадину снизу вверх, понимала, сколь разительно они отличаются. Круглые башенки и высоченные шпили, мягкие скругленные формы в отличие от привычно резких. Постройки для слуг с внешней стороны отделены дорожками и небольшим садиком, сам замок окружает искусственный пруд, огибающий парк по прямоугольному каналу. Просторный внутренний двор, внутри – белый камень и мрамор, от чего высота и пространство кажутся еще больше. На стенах – гобелены с изображением сюжетов легенд армалов, повсюду магические светильники.

Бытовой магией в наше время мало кто пользуется, поэтому сейчас я просто смотрела на парящие под потолком вереницы шаров, рассыпающие мягкий свет. Их полупрозрачные стенки, под которыми пылали искры, играли бликами друг от друга и напоминали плафоны газовых ламп с той лишь разницей, что