Бледная, как сама смерть, Уксиня лежала на боку, все так же скрючившись. Глаза ее запали, черты заострились – Марена уже набросила на нее свою темную пелену, никакой надежды не осталось.
На скрип двери все обернулись и при виде Равдана переменились в лице. Перепелка привстала и наклонилась к Уксине:
– Он пришел!
Иди! – Она кивнула Равдану на мать. – Звала тебя.
Равдан подошел, взял выпущенную Перепелкой руку Уксини и наклонился. От вида ее лица пробрала дрожь: так выглядят покойники, но не живые люди. И рука с тонкими, высохшими пальцами была холодна, будто у мертвой. Даже мелькнула жуткая мысль: она уже умерла, и душа лишь бьется внутри мертвого тела, не находя пути наружу…
– М-матушка! – севшим голосом окликнул он. – Вот он я, пришел. Ты меня звала?
Уксиня вдруг повернула голову и распахнула глаза. И этот тусклый взгляд с полумертвого лица показался таким жутким, что Равдан едва не отшатнулся. Холодные пальцы с неожиданной силой стиснули его руку, и тут ему стало страшно. Казалось, сейчас она утянет его за собой туда, за ту черту, до которой оставался всего шаг.
– Тебе… – прошептала она.
– Что? – Не расслышав, Равдан наклонился ниже. – Что – теперь?
– Тебе отдаю…
И вдруг хватка ослабла. Веки дрогнули и застыли.
– Померла, – выдохнул кто-то рядом.
Краян протянул дрожащую руку и попытался закрыть жене глаза. Но не получилось, тогда он махнул рукой двум старшим, чтобы помогли выпрямить тело и уложить как следует, на спину. Обадевший Равдан не принимал в этом участия: его рука все еще была соединена с мертвой рукой матери, как будто он не мог освободиться.
Бабы вокруг принялись за причитание. Беседица, жена Честомила и старшая невестка Уксини, пролезла к самой лавке, припала и начала заливаться:
Равдан отошел в угол и там наткнулся на Перепелку.
– Что она тебе отдала? – шепнула та.
– Ничего… – обалдело прошептал Равдан, еще не веря в непоправимость случившегося.
– Ты ничего не приметил?
– Нет… Только будто… ветерком повеяло, да и все. Что ты так смотришь на меня?
– Она могла отдать тебе одно из двух. Или удачу рода, и тогда это хорошо. А если…
– Что – если?
– Если у нее были духи в услужении и она отдала их тебе…
– Какие, к лешему, духи? И что тогда?
– Тогда нам здесь, с людьми, точно не жить!
Тело Уксини перенесли в баню, там обмыли, одели в смертную сряду и положили на лавку. Женщины по очереди сидели при ней и причитали, мужчины готовили краду. Отроков разослали звать дальних родичей на поминальные трапезы. В том числе звали родителей и братьев взятых к Озеричам невесток.
– Ну, а за твоими куда посылать? – спросила Беседица у Перепелки. – Все же свекровь твоя померла, надо ее уважить.
Ведома молчала. Она не могла сказать, что за ее родными надо посылать в Свинческ, на княжий двор.
– У меня… никого нет, – тихо ответила она. – Была бабка, она рано весной умерла.
– Была бабка? – Беседица взглянула на нее с подозрением. – А чьих вы были-то?
Опять молчание. Велеборовичи мы по матери, а еще из рода Харальда Прекрасноволосого и Инглингов по отцу. Но этого Ведома не могла сказать Беседице, которая никогда в жизни не слышала этих имен.
– Не знаю, – сказала она наконец. – В лесу жили. Никого больше я не видела. бабка не говорила.
– Уж не лешачиха ли твоя бабка? – сурово нахмурилась Беседица. – Добрые люди без родни не бывают.
– Оставь ее! – поморщился Краян. Только ему сейчас не хватало бабьих свар. – Почему – не бывают? Укся во младенчестве осталась почти без родни, когда всех их варяги угнали, ее мать одна с детьми осталась. Может, и здесь угнали. Или померли все. Не бывает, что ли? Чего ты впилась в нее клещом? За поневы материны переживаешь? Так ей они велики, ее в одну поневу Уксину всю три раза умотать можно.
Беседица отстала, но смотрела все так же недобро. А теперь она сделалась большухой, и Ведоме приходилось от нее получать работу и выполнять