двух тысяч хорошо высушенных дубов. Тогда я разговорился с нашим Вожаком. К чести нашего Вожака, он пьет нехотя, как бы через силу и, может быть, подстраховывает Пиратов. Чтобы не подрались на дуэли,… чтобы за борт не попадали… Ну, я не знаю, что еще могут натворить Пираты по пьяному делу. Сам-то я не пью! Мало ли что придет в голову людям, когда они вливают в свои утробы такое количество вина. Итак, мы беседовали о парусном вооружении ''Короны'' и вообще… о линейных кораблях. И я узнал, что абордажный бой, в котором так хочет поучаствовать неугомонный де Невиль, выходит из моды. То есть корабли выстраиваются в одну линию – могу показать на печенюжках – вот так – и начинают палить из пушек. Потому и название ''линейные'', по словам господина де Бражелона. Так что абордаж, по большому счету, уже прошлое.

– По словам господина де Бражелона, – усмехнулся Анри, – Но знают ли это мусульманские пираты?

– …А господин де Невиль и Гугенот его передразнивали и пили за стаксели, за брамсели, которые вам, Анри, было угодно назвать барселями… и за все парусное вооружение. Кстати, вот его рисунок. Взгляните. Насовсем не дам – мемуары превыше всего! Но, может, что-то запомните, авось, пригодится.

Анри взял лист, на котором несколькими линиями, четкими, точными и немного напряженными, был намечен летящий корабль, и небрежно, размашисто написаны названия парусов.

– Не дадите?

– Не дам! – сказал Ролан, – Я их учу! Это мое наглядное пособие.

– Да и ладно! – фыркнул Вандом, – Очень нужно! Можете хоть до дыр зачитать ваше наглядное пособие! Что мне нужно, я и так запомню. С меня хватит марселей… и…

– Барселей, – хихикнул Ролан, – Нет, господин Вандом, без грота и фока – это те паруса, что мы убирали при штормовом ветре, самые большие! – нам не переплыть море.

– Без блинда тоже, – заметил Анри, – без этого паруса, что за ростром!

– Вы не совсем безнадежны, – заметил Ролан.

– Спасибо на добром слове, – склонил голову Анри, – Печенья еще желаете?

– Благодарю, я сыт. Трудно жевать и рассказывать. А скажите, Анри, я наблюдательный человек?

– О да! – искренне сказал Анри, – Не сто процентов, но близко к тому.

– Вы мне льстите, Анри, – вздохнул барабанщик.

– Я никогда никому не льстю! – вскричал Анри, – Ой! То есть не льщу! – поправился он, – Но почему вы спросили об этом?

– Наблюдательность мне просто необходима, как профессиональное качество. Я понимаю, Анри, что я еще молод, и мне не хватает жизненного опыта, но я стараюсь развить…

– Развивайте, господин мемуарист, развивайте, – напутствовал Анри, отправляя в рот очередную печенинку.

– Вот у Люка Куртуа, нашего художника, стопроцентная наблюдательность!

– У Люка Куртуа скорее то качество, которое называется зрительной памятью, – заметил Анри, – А кстати, где сей гений кисти и холста, сей жрец Аполлона, где наш Апеллес?

– О! Люк пишет монументальное полотно, холст размером примерно два метра на метр с чем-то.

– Ого! Внушительные размеры! Где же он взял такой подрамник? Насколько я помню, весь багаж Апеллеса умещался в одной холщовой сумке, да еще ящик с красками через плечо.

– Вандом-Вандом, – покачал головой барабанщик, – Любой моряк сообразил бы! Здесь же есть плотник, и не один, есть инструменты, на тот случай, если на судне пробоина или мачта сломается, не говоря уже о более мелком ремонте.

– Да, в самом деле. Не сообразил. А на холст пошел какой-нибудь парус.

– Я повторяю, Анри, вы не совсем безнадежны. Из вас еще может получиться морской волк. Капитан заказал Люку групповой портрет – для кают-компании.

– Я рад за Люка, – искренне сказал Анри.

– Но это еще не все, – сказал Ролан, – В перерывах между сеансами, пока краски подсыхают, Люк рисует маленькие картинки-сувениры с изображением ''Короны''. Ибо его монументальное полотно предназначено для украшения кают-компании, а капитан и его офицеры пристали к Люку с просьбой запечатлеть флагман на маленьких картинках. И Люк эти ''Короны'' пишет, как лепешки печет. И все в полном восторге! Но это еще не все! Дело в том, что Люк долго высматривал, с какой точки зрения изобразить капитана и его приближенных. У него было два варианта – поместить персонажей на баке, чтобы в перспективе был этот вот блинд, бушприт и ростр. И, конечно, море, и, конечно, горизонт…

– А за горизонтом – Алжир, – вздохнул Анри.

– А другой вариант был на юте. На корме. Там немного другая перспектива. И фоном был бы красный кормовой флаг с золотыми лилиями – морской военный флаг.

– Это я тоже знаю, – опять вздохнул Анри. – Красный флаг на корме – объявление войны. Вчера еще его не было.

– А сегодня он есть! – сказал Ролан.

Анри хотел еще что-то сказать, но вздохнул и промолчал.

– Ешьте ваше печенье, – усмехнулся барабанщик.

– Не хочется что-то, – пискнул паж и спрятал свой кулек в карман курточки.

– И дальше, по второму варианту Люка Куртуа, опять было бы море – до горизонта… Но с этой точки зрения, за горизонтом – Франция. А теперь угадайте, какой вариант выбрали Люк и капитан.

Анри пожал плечами.

– Я не художник и не моряк. Мне нравятся оба варианта. Но, если рисовать вот отсюда, где блинд и бушприт, в картине будет больше движения.

– Браво, Вандом! В яблочко! Вы угадали!

– Значит, капитан и Люк остановились на варианте с блиндом, ростром и… Алжиром за горизонтом. ''Веселая'' перспектива, – пробормотал Анри.

– Но и это еще не все! Люк пишет свою большую картину в каюте-мастерской, а этюды он делает здесь, на баке. Потому что ему очень важны какие-то там цветовые отношения, воздух, оттенки, ну, словом, китайская грамота. И теперь Люк вытаскивает свою живую натуру на бак, чтобы все было в естественном освещении.

– И как?

– Сначала ужасная мазня, а потом все оживает! Помощник капитана, господин де Сабле, сначала недоумевал, откуда у него взялся фингал под глазом. Люк ответил, что это тень. А тот все удивлялся, с чего такая тень. ''Я, господин Люк, не исключаю возможность появления фингала на моей физиономии на случай, если в скором будущем нас ждет абордажная схватка, но…' – 'Успокойтесь, сударь, – отвечал ему Люк, – Я не исключаю возможность появления на вашей физиономии даже экзотического художественного шрама, ежели воспоследует абордажная схватка, но поймите одно, свет теплый – тени холодные, и тень на вашем лице холодная, с фиолетовым оттенком, черт возьми, клянусь всеми вашими мачтами и реями!'' А потом подошел капитан и сказал только: 'Похож'. И настырный помощник успокоился. А Люк, закончив работу с натурой, собрал свои вещи и ушел в мастерскую.

– А Пираты не ревнуют Апеллеса к морякам?

– Люк от них никуда не денется. Так что Пираты по-рыцарски предоставили первенство морякам. Люк очень рад, что ему подвернулась работа. Он не очень-то желал участвовать в пиратских оргиях. Оргия, наверно, слишком сильно сказано… Пирушках, лучше сказать. Итак, я продолжаю.

– Продолжайте. Но скажите, Ролан, красный флаг – это уже вступление в войну?

– Ну да, – спокойно сказал барабанщик.

– И вы так спокойны?

– А чего бояться?

– А если… всамделишные… пираты?

– Черт с ними, Вандом! А на что ''Короне'' пушки, дьявольщина! Мы как пальнем, будут драпать до самого Алжира!

– А если абордаж… Это же ужасная резня…

– Я вам уже говорил и повторяю еще раз: современный морской бой ведут линейные корабли,