Четырнадцатый?

– Посыльный не внушает доверия. Что пишет Людовик? Привет и пожелания удачи, – развязно сказал Рауль, – Что же мне еще может сказать Людовик Четырнадцатый? Я недостаточно ясно выразился? Вы меня не поняли?

– Много о себе понимаете, виконтик, – прошипел Мормаль, – Посредник ему, видите ли, не нужен! Да меня король послал вдогонку за вами, чтобы вы,… чтобы я…

– Это меня не интересует. Что король захочет, скажет сам. Вот он, я. Я не бегаю ни от кого, в том числе и от короля. Понял? Король скажет сам, мне, лично, без всяких посредников.

– Как жестоко в вас ошибается Его Величество король, – сказал Мормаль.

– Ну что ж, мы квиты – я тоже жестоко ошибался в Его Величестве короле.

– Я к тому, что вы совсем не похожи на несчастного влюбленного с разбитым сердцем, – продолжал Мормаль.

Гримо прошептал свое ''О-хо-хонюшки''. Будь это в Париже, дуэли не миновать. После таких слов мой господин бросился бы на любого со шпагой. Неужели этот негодяй сказал правду?

А Рауль? А Рауль расхохотался и дернул Мормаля за парик:

– Старо, милейший, старо! Не повторяйте старые сплетни, вас поднимут на смех мои товарищи! Вы жестоко ошиблись во мне, Мормаль. Я не мальчик из Фонтенбло, а пират!

Гримо просиял. Видели бы это мушкетеры!

– Тогда, виконт, пропустите меня! Вы ведете себя как дикарь! Как грубиян!

– Приношу вам свои извинения. К этим грубым мерам меня вынудили чрезвычайные обстоятельства. Будь ваши записки личного характера или частное письмо – одной строчки достаточно, чтобы понять, что представляет собой ваша писанина. Но я еще не закончил беседу с вами, господин кляузник.

– Что вам еще от меня надо? Дайте мне пройти!

– Поклянитесь спасением души, что вы прекратите заниматься этими гнусными доносами!

Мормаль молчал.

– Тогда, – сказал Рауль, – Я поучу тебя уму-разуму.

– Вы хотите драться? Вы знаете, чем это грозит?

– Вы видите – я без оружия. Но в морду я тебе все-таки дам, Мормаль!

От затрещины Мормаль бухнулся на мешки.

– Это за Гугенота. И за ''Первого''. Может, теперь господин осведомитель даст клятву?

– Бастилия по тебе плачет, каналья!

– За то, что дал вам затрещину? На этот раз я скажу вам, что вы много о себе понимаете. Итак, я жду.

– Не дождетесь. У меня важные полномочия.

– Не превращайте меня в берсерка, Мормаль. Я добрый малый, мирный путешественник. Я хочу только лежать как колода, загорать под горячими лучами южного солнца и не хочу становиться демоном битвы. А ведь придется, ей же ей, придется. Вы меня вынудите. В моей жизни такое уже было дважды: когда в мирное время, уже после всех войн – я не о сражениях веду речь – я на какое-то время становился таким берсерком. И тогда я внушал ужас, – сказал он зловеще, стараясь нагнать на стукача страх и не рассмеяться при этом, – Вы меня поняли?

Но, несмотря на угрозу, звучащую в этих словах, наш герой произнес последнюю фразу небрежно, играючи, и Мормаль, созерцая 'пирата' в синей бандане, в белой рубашке с кружевами, не мог представить этого щеголя в роли демона битвы. Мормаль опустил голову, посмотрел на светлые мягкие сапожки с нарядными отворотами.

– Мне говорили, – сказал Мормаль, – Что вы швырнули через забор господина де Варда и выкинули из окна какого-то бандита во время беспорядков на Гревской площади в День Повешенных.

– Совершенно верно – на Гревской площади, которая тоже по мне проливает горючие слезы, не так ли, господин Мормаль? Вижу, господин осведомитель наслышан о моих приключениях. Я становлюсь известным. А вы говорите, что я много о себе понимаю. Я, Мормаль, себя вообще не понимаю, но вам этого не понять!

– Я решил, что слухи эти весьма преувеличены.

– Не судите опрометчиво, – кротко сказал Рауль, – Вы-то меня не видели в деле.

– Разойдемся с миром, виконтик. Вы слишком изящный и утонченный, чтобы я мог предположить, что вы можете стать берсерком.

– Так вы не хотите дать клятву, что не будете писать доносы?

– Клясться спасением души? Вам? Мальчишке?

– Что ж, придется все же стать на время берсерком. Видит Бог, я не хотел этого. Теперь…

Он погладил деревянную фок-мачту.

'Сосна из лесов Портоса, дай мне часть Силы твоего прежнего владельца. Один за всех, все за одного''.

– А-а-а! – заорал Мормаль, – Что вы делаете?

– Клянись, урод! Или пойдешь кормить рыб!

Мормаль барахтался в воздухе, болтая ногами. Рауль держал его за шиворот и за пояс, подняв над бортом корабля.

– Никто ничего не узнает. Несчастный случай. Вы случайно свалились в море. Хотите к сиренам, ундинам, русалочкам?

– Смотрите! Вы утопили письмо короля!

– Значит, судьба такая. Мормаль, у меня тоже силы не беспредельные. Я отнюдь не геракл… придется принести вас в жертву Нептуну, за которого мы пьем каждый день. Клянитесь, или я разжимаю руки. Считаю до трех. Один… два…

– Нет! Не надо! Пощадите! Я клянусь! Клянусь души спасеньем!

Рауль швырнул Мормаля на мешки. Мормаль плакал от злости, страха и ненависти. Не мешке Бог весть с чем расползалось темное пятно. Штаны Мормаля из светло-зеленых стали значительно темнее. ''Вот слабак'', – презрительно подумал Рауль, но сделал вид, что не заметил, какая неприятность произошла с поверженным стукачом.

– Пошли, Гримо, – сказал он старику, – Дело сделано.

– Ловко вы его, господин Рауль. Но будьте осторожны. Теперь этот человек стал вашим врагом. Он подстроит вам какую-нибудь ловушку.

– Этот рохля? – усмехнулся Рауль, – То, что случилось с Мормалем на мешках… я не позволял себе с тех пор, как перестал сосать мою толстушку-кормилицу, известную тебе Катрин.

Гримо улыбнулся, а потом вздохнул.

– А все-таки… – заикнулся Гримо.

– Успокойся, – остановил его Рауль, – Отдыхай. Все под контролем.

Гримо опять вздохнул.

– Жаль, – сказал Гримо, – Если в мешках, которые осквернил Мормаль, была мука.

Гримо всегда был практичным человеком.