--Поставь милый человек. Мы сами разольем,--прошу я.
Кристоф неторопливо разливаем вино по бокалам. Одновременно поднимаем сосуды, чокаемся.
--За тебя, дорогой!-- изрекает Кристоф.
--И за тебя!—алаверды откликаюсь я.
Неторопливая говорильня Кристофа о любимой семье, повседневных, рутинных заботах о детях и внуках, душевно трогает. Я откровенно, по белому завидую Кристофу. Мой друг счастливый человек. Как все-таки многогранна жизнь. Когда то Кристоф был героем своего времени. Модным персонажем среди прогрессивной молодежи. Сегодня он обычный, скромный человек, простой, но зато любимый, обожаемый детьми и внуками. А, это man, куда ценней, чем вся заваруха около денег, шмоток, бизнесов, карьеры. Нынешний Кристоф прямое доказательство, что именно важно для самого человека в определенный период жизненного пути. Твои сумасшедшие подвиги вызывавшие бурю аплодисментов поклонников, пожалуйста, для человечества! Для тебя лично?!
Настает мой черед поведать Кристофу о значительных событиях моей скромной жизни прошедшего года. Если без обмана, положа руку на сердце мне нечего рассказать товарищу. Продажа наркотиков, отмывание денег полученных незаконным путем, разборки с конкурентами, яростное завоевание рынков, вот сегодняшние человеческие «радости» Антона Кнутикова. Кристофа давно и совсем не занимают психоделические нарко истории про «прекрасные» эксперименты с веществами. Я плутаю языком, ненагружая собеседника темами со смыслом про политику или экономику, например. Неспешно болтаю о новинках в литературе, музыке, кино. Ненароком вляпываюсь в рутинную тему с политикой, которую желал обойти дальней стороной. Без остановки, неконтролируемо тараторю избитыми фразами о полном крахе моей страны, несу словесную чушь о случившемся недавнем экономическом кризисе в России выборах. Вдруг резко, непроизвольно замолкаю. Внутри одним моментом накатывает гигантская лавина личных откровений. Не совладав с довлеющим напором из перемешавшихся чувств и переживаний, выплескиваю мощнейшей струей из себя накопившуюся душевную боль на друга.
В душевном порыве делюсь о непрекращающихся переживаниях мучающих психических припадках. Я ощущаю всеми фибрами духа и тела как схожу с ума. Как израненное тоской сердце скоро нещадно разорвет в малюсенькие клочья скопившаяся отрицательная энергия. Изливаюсь о прострации, растерянности, точнее сказать потерянности в жизни. Деньги уже не доставляют удовольствия, приятных душевных волнений. Мечты кончились, жизненные цели достигнуты, желание сдохнуть ежедневно встречает утром и провожает в ночь.
--Я принял для себя решение,--подхожу к итогу моей непродолжительной исповеди,--выхожу из игры.
Кристоф отхлебывает малыми глотками вино, смакует аромат и вкус напитка, не перебивает. Он понимает, мне явственно следует выговориться, не откладывая разговор поделиться собравшимися в кучу негативными переживаниями. Друг не полезет успокаивать жалостью, он рьяный сторонник правила, человек рождается и умирает сам. Финишировав с признанием о своем жизненном тупике, я упираюсь в глубокие, без видимого дна глаза Кристофа.
--Тебе будет тяжело, man!--не отводя взгляда, продолжая смотреть на меня, выговаривает он.
Мой притихший пейджер жалостливо пищит сообщением. Серый экран светится кратким предложением: Храни тебя, Господь!
Протягиваю прибор Кристофу, демонстрируя текст письма.
--Проделки, какой нибудь религиозной секты,--ухмыляюсь я догадками о происхождении присланного послания.
Кристоф вмешивается в мое стремительно падающее вниз по наклонной, без того дрянное настроение.
--Антонио,--по-отечески с назидательной интонацией говорит Кристоф.--Мы рождены плохими парнями свыше меры отораваными от общепринятых норм в обществе. В людском социуме много тысяч лет присутствуют диаметрально противоположные явления. Добро-зло, черное-белое,--как то совершенно по-простецки объясняет он, постижимые мне предметы бытия,-- иначе получится одно из двух рай или ад на земле. Это же скукота непролазная. Для
