Ингрид остановилась посередине реки и пошла к заросшему папоротником берегу, где навстречу с хрустальным звоном разгорался оранжевый шар огня – заветный цветок, искра вспыхнувшего от прикосновения двух миров пламени.

От древесных стволов отделились легкие тени девичьих фигур, заскользили над землей вокруг расцветающего огня. Лед Ладоней опустилась пред цветком на колени и осторожно сняла бутон со стебля. Желтый свет сменился оранжевым, красным, разноцветные огоньки брызнули во все стороны, и Ратияр услышал голоса, будто лес разом заговорил на всех древних языках на свете.

Он видел тревожные сны укрывшихся в норе лисиц, смотрел на луну глазами вожака волчьей стаи, танцевал над поляной вместе с русалками, хохотал на песчаном дне с водяными, читал зеленые мысли древесных богинь. Мир раскрылся вместе с цветком, засияв новыми красками и смыслами, для выражения которых на человеческом языке давно стерлись слова из тех времен, когда Потаенный Народ еще не ушел в холмы и деревья и жил рядом с людьми.

Вот он, клад, вот сокровище! Смотреть – и видеть, слышать – слушая! Вокруг звенят все тайны мира, по венам течет темный ветер, счастливые глаза покалывают звезды, и древняя, вечная, мудрая ночь распускается за спиной гигантскими перепончатыми крыльями, и понимаешь вдруг, что смертно все, все – кроме жизни!

Папоротниковый венок девы возложили на голову Ингрид, она вплела в него цветок и, звонко рассмеявшись, подбросила прямо в руки замершего среди ветвей юноши.

Она подняла лицо, встретилась взглядом, и погас свет, разлились туманы, а крепко зажатый в руках человека венок рассыпался в черную труху.

Побледнели звезды, луна расплылась, забрезжила на востоке желтоватая полоска рассвета. Пелена с низин скрыла поляну вместе с деревьями, а когда первые лучи солнца разогнали его серое молоко, лес был прежним, словно Ингрид Льда Ладоней и Потаенного Народа не существовало и в помине.

Но теперь Ратияр слишком хорошо знал, что это было не так.

Он полюбил одиночество, бродил по берегу или шел в чащу по секретным тропам. Люди заметили перемену в нем, говорили про колдовство, а один сбежавший из Дублина от нашествия викингов кельт по прозвищу Чертополох сказал, что у него на родине такую тоску называют langoth.

«Эта печаль неизлечима. Она преследует тех, кто однажды увидел Остров Яблок или Дверь в другой мир. Встретиться с этим человек может лишь раз. Было видение – и ушло, но всю оставшуюся жизнь человек продолжает искать его отблески», – говорил своим тонким голоском Чертополох, и его узкое конопатое лицо вытягивалось еще сильнее, а глаза темнели и становились невидящими.

Ярко-красный, шитый золотом парус показался в гавани старой крепости спустя с полгода после того, как ее новый хозяин отправил к знакомому отца свейскому хевдингу Браги Сокрушителю Скальдов вместе с торговцами с севера послание.

В письме спрашивал, можно ли нанять быстроходный корабль с опытной командой, чтобы повидаться с Храппом Длинноруким, сыном Бьерна Сильного с Желтого холма, потолковать о торговых делах. О найденной дочери Храппа Барсук посоветовал не упоминать, вдруг кто пронюхает, а пообещать в подарок редкие серебряные ножны. Браги свое прозвище получил недаром, говорил старик, многих скальдов сокрушил в словесных поединках, а это значит, что человек он мудрый. Барсук надеялся, что хевдинг слышал о том, что случилось со Скегги в Гардарике, и сумеет прочесть главную новость между строк.

Когда лодки с командой драккара остановились у пристани, прибывших с миром викингов встречала вся деревня. Рослый Браги пожаловал с двумя сыновьями, ростом и шириной плеч обогнавшими отца еще зиму назад. Звали их Бьярни Старший и Бьярни Младший, первый ужасно гордился тем, что появился на свет раньше второго на несколько ударов сердца. Впрочем, попытки помыкать на этом основании братом кончались синяками у обоих – силой, выносливостью и упрямством боги их не обидели.

– Приветствую, Ратияр, сын Ратмира! – сказал Браги, запахиваясь от порывов ветра в алый плащ и набрасывая на русую голову капюшон. Ратияр с улыбкой кивнул дальнему родичу. За годы, что он не видел Браги, Сокрушитель Скальдов изменился мало, разве что прибавилось седых прядей в длинной бороде, аккуратно стянутой красными лентами в три косицы. Ратияр знал, что на родине скальда бороду такой длины мог позволить себе либо великий воин, либо большой дурак.

Немало ухаживал Браги и за гривой – некоторые ее пряди были выкрашены в красный, зеленый, желтый и синий цвета, а на плечах лежали двумя разноцветными тяжелыми косами. Скальд утверждал, что его голова должна быть похожа на Радужный мост, потому что свои песни он не придумывает, а подслушивает в палатах Одина. Тех, кто находили его слова и облик смешными, давно уже не осталось в живых. Браги был столь же скор на резню, сколь и на язык. На левой руке все так же одиноко чернела кожаная перчатка. Почему она была без пары, не знал никто, а сам Браги никогда и никому об этом не рассказывал.

– Приветствую, Браги Сокрушитель Скальдов, Метатель Огня Вьюги Ведьмы Луны Коня Корабельных Сараев! – выговорил без запинки Ратияр, зная, как любит хевдинг выданное самому себе прозвище.

Улыбка скальда стала еще шире.

– Слышал, как ты напоил брагой одного незваного гостя!