угрюмого охранника, чисто символически махнул у того перед лицом раскрытым пропуском. Человек в черной униформе завистливо проводил взглядом убегающего через турникет паренька, лишь запоздало кивнул в спину разрешающим жестом. Везет же некоторым, а здесь придется торчать еще энное количество часов, дожидаясь конца смены и вечно опаздывающего напарника.

«Езжай, езжай, Михалыч, пока ты через светофоры да перекрестки с их вечными пробками доберешься, глотая выхлопные газы, я напрямик в аккурат под землей в два раза быстрее в центре окажусь», – мысленно пропел Сергей скороговоркой.

Он забежал за ближайшие кусты, густо растущие вдоль периметра высоченного забора, и уже, нисколько не прячась, свободно подошел к массивному люку городского коллектора. Достал из своей походной сумки короткий, но массивный крюк, которым ловко подцепил край железки и так же привычно отодвинул его в сторону. Сел на краю разверзшегося отверстия, снова порылся в сумке и водрузил на лоб фонарик, предварительно пощелкав тумблером, проверяя его исправность. Чисто так, для проформы, ведь знал наверняка, что батарея заряжена на все сто процентов, мельком оглядел окрестности и тенью скользнул вниз по влажным ступенькам, не забыв при этом вернуть люк на свое законное место.

Вмиг наступила оглушительная тишина (как еще можно было назвать такой резкий и трепетно волнующий душу переход в совершенно другой мир, недоступный для восприятия и ощущения иному простому человеку?). Темнота только казалась иссиня-черной, непрозрачно-вяжущей и пугающей одновременно. Глаза быстро привыкли к отсутствию привычного для глаз света, и почти моментально зрение уловило расплывчатые очертания кирпичных стен, покрытых естественной вязкой плесенью. Зато одновременно с этим обострились органы слуха, и теперь ухо улавливало малейший шорох пробежавшей мимо вездесущей крысы, завсегдатая этих мест. Тишь, гладь и благодать! Не каждому дано в такой ситуации ощутить всю прелесть данной обстановки.

Капли накопившейся естественным образом влаги мерно срывались вниз под действием закономерной силы тяжести, гулким благим эхом отзываясь в нервной системе молодого диггера. Нет, он не страшился этих звуков, просто все естество приятно будоражилось от всплеска падающей воды.

Как хорошо! Все равно обычному человеку этого не понять… Душа отдыхает. Чувства напряжены и обострены до высшей степени. А может, в этом и заключается вся прелесть оглушающей для всех органов восприятия и осязания тишины?

Желтоватый свет тонким лучом, словно ножом, разрезал кромешную тьму, рассеивая ее у основания источника, лишь в нескольких метрах начиная постепенно скрывать видимость. Этого было достаточно, да и Сергей досконально знал весь маршрут. Как свои пять пальцев. На стенах были прикреплены старые провода коммуникаций, когда-то крепко державшиеся на своих местах, сейчас же местами провисающие от времени.

Наверное, в прошлой жизни он был кротом (или землеройкой), всегда с юмором думал о себе Кузнецов, ведь под землей чувствовалось намного вольготнее, даже в некотором роде спокойнее, чем на поверхности. Сейчас уже с трудом вспоминался тот случай, когда еще в глубоком детстве маленький Сережа втайне от родителей забрел в вечно закрытый, сырой подвал дома. Так сказать, воспользовавшись случаем, следом за дядей Леней, соседом, спустившимся вниз за консервами. Он и не заметил, как за вышедшим дядькой наглухо закрылась дверь и щелкнул навесной замок, отрезая мальца от внешнего мира. Тьма не пугала, душу паренька распирало от восторга проникновения в совершенно другой, таинственный мир. Кузя помнил, как бродил вдоль кирпичных стен короткими коридорами, пытаясь проникнуть вглубь тайны, не заметил, как заблудился, но продолжал упорно идти вперед. Страха так и не было, лишь сплошное любопытство. Там, в подвале, его и обнаружили спящим, свернувшимся калачиком на груде какого-то тряпья обезумевшие от тревоги родители. Нагоняя в тот раз он так и не получил, просто все были счастливы благополучным исходом, мать целовала сонное личико ничего со сна не соображающего ребенка, поливая его непрекращающимися солеными слезами радости, а отец только хмурил густые брови, старательно пряча свои добрые глаза.

Потом родители развелись, отец уехал в другой город, лишь изредка приезжал, чтобы встретиться с любимым отпрыском. А Сергей остался жить с матерью, вечно занятой на своей работе, всегда уставшей и сердитой. Поэтому в свободное от учебы время, а иногда и во время оного Кузя втихаря от всех проникал в святое для него место, городские подземные коммуникации, где отдыхал душой и телом, постепенно, круг за кругом, осваивая новые территории. Он уже умело и незаметно мог спрятаться от рабочих, обслуживающих подземные объекты, а многих уже узнавал по гулким шагам или расплывчатой тени. За все время его и поймали только пару раз, да и то дальше словесного нагоняя и крепкого подзатыльника дело не пошло, кому охота было обращаться в полицию. А к тому же, что можно было предъявить для обвинения молодому пацану, никакого вреда коммунальной собственности не наносящему. Ну, лазит тот по подвалам да канализации, матери только работу преподносит в виде грязной одежды да неприятный запах от него вечно.

Когда стал постарше, Сергей стал замечать, что не все подземные строения одинаковые по возрасту и времени. Коллекторы и подвалы советских времен отличались даже формой кирпича от построек более раннего периода. Тот, что постарше, был как-то добротнее, что ли, массивнее, да и цветом другой.

В одном из таких древних проходов Кузя совершенно случайно обнаружил старый тайник, скорее всего со времен гражданской войны. Просто поскользнулся в лужице и спиной пребольно приложился о замшелую стену, а пока собирал в кучу растерянные мысли, плевался, проклиная свою нерасторопность, ветхая кладка упала вниз. Обвалилась и добавила ко всеобщему хаосу гулкий грохот, слышимый на многие десятки метров. А еще и чувство внезапного страха со стремлением срочно убежать. Но никто не спешил задерживать и наказывать Сергея Кузнецова за впервые испорченное им имущество города, а влажная пыль быстро осела на полу и одежде правонарушителя. Луч подсевшего фонарика слабо прорезал тьму, но все же взгляду отчетливо открылась маленькая комнатушка со старой рухлядью, когда-то служившей мебелью. Кузя с опаской протиснулся в брешь, но к его огромному