Я добавил сто пятьдесят франков и вновь зашуршал банкнотами.

– Вот еще четвертной за пистолет.

– Что спрашивать у Рошана, если объявится?

– Что спрашивать? – задумался я. – Спроси, сам он догадался мне что-то в лимонад подсыпать или попросил кто. Я ставлю на второй вариант. Нужны имена.

– Хорошо, спросим.

Броневик качнуло; я выглянул в зарешеченное окошко и увидел, что мы выехали из трущоб на дорогу к фабричной окраине. Как и прежде, здесь было не протолкнуться от повозок, и ехать получалось с поистине черепашьей скоростью. Яростно гудел требовавший уступить дорогу паровик, где-то неподалеку надрывалась сирена, пронзительно вклинивался во всеобщую какофонию наш собственный клаксон.

Я расстегнул ворот и шумно выдохнул. В кузове стало душно и жарко, дышать было нечем. Да еще беспрестанно трещал пороховой движок. Раздражало это просто неимоверно. Я отвернулся от зарешеченного окошка и спросил:

– Рамон, эта ветка ведет в центр?

– Да, а что?

– Выйду. Смысл мне с вами на Слесарку ехать?

– Как скажешь, – пожал плечами крепыш, приподнялся с лавки и постучал по перегородке. – Стоп машина!

Броневик прижался к обочине и остановился, я выбрался через боковую дверь на тротуар, помахал бывшему напарнику на прощанье рукой и зашагал вдоль рельсов, намереваясь заскочить в попутный паровик.

Повидаюсь с Александром Дьяком, потом заберу из ателье костюмы – и в отель. Там душ, обед и прощание с Лили, а дальше… Дальше я загадывать не стал. Но паспорт на руках и чековая книжка в наличии – что-нибудь да придумаю. А Рошан никуда не денется. Побегает-побегает, да и попадется. Сколько веревочке ни виться, один черт в петлю закрутится. С продольно-скользящим узлом и никак иначе.

Только-только поднявшееся над крышами домов солнце еще не припекало, свежий ветерок разгонял дым и приятно холодил разгоряченное лицо. Когда за домами прозвучал протяжный гудок паровика, я замедлил шаг, готовясь перейти через дорогу.

– Сахиб! – вдруг прозвучало за спиной. – Сахиб, постойте!

Я сунул руку в карман к «Церберу» и обернулся – по тротуару спешил босоногий смуглый парень в застиранном тряпье. Его лицо показалось смутно знакомым, скорее всего, он стоял в собравшейся вокруг нашего броневика толпе.

– Сахиб! – хрипло выдохнул паренек, уперся ладонями в колени, и часто-часто задышал, пытаясь отойти после быстрого бега. Удивительно, что он вообще сумел угнаться за броневиком. Одни кожа да кости, дунь – улетит.

– Чего тебе? – спросил я. Окинул быстрым взглядом улицу, не заметил ничего подозрительного и вынул руку из кармана.

– Я могу вам помочь! – заявил паренек. Говорил он без всякого акцента, словно местный уроженец.

– И чем же?

– Я убираюсь у зеленщика, в лавке напротив. Вижу всех, кто приходит к лекарю. Всех вижу! Всех помню! Сахиб, вы ведь искали кого-то конкретного?

– Конкретного, – подтвердил я после недолгих колебаний.

Даже если этот проныра набрался смелости одурачить полицейского, самое большее, что он сможет из меня вытянуть, – это десять франков. Могу себе позволить, у Рамона расценки не в пример выше.

К тому же паровик уже прогрохотал по рельсам и скрылся за поворотом, можно и поболтать в ожидании следующего.

– Кто? Кто вам нужен? – заволновался паренек.

– Взглянешь на портрет? – предложил я.

Парнишка ужом извернулся на месте и отступил к проходу между домами.

– Не здесь, – округлил он глаза. – Если увидят – мне конец! Они убьют меня!

– Кто?

– Туги! – беззвучно выдохнул парень и попятился к проходу. – Пожалуйста, сахиб! Не на улице!

Я заколебался и вновь сунул руку в боковой карман пиджака. Меньше всего хотелось получить мешком с песком по голове и остаться без часов и бумажника. Но проход между глухими стенами домов оказался пуст, а опасения парнишки были вовсе не лишены основания. За жизнь полицейского осведомителя в подобных районах ни один здравомыслящий человек не даст и выеденного яйца.

Не вынимая руки из кармана с «Цербером», я шагнул в проход и толчком заставил паренька отойти вглубь переулка, где нас никто не мог ни подслушать, ни застать врасплох.

– Сахиб, я помогу вам, но мне нужны деньги, – ожидаемо начал клянчить парнишка. – Мне надо кормить мать и трех маленьких сестренок. Мы голодаем, сахиб!