вырвать правду.

Образно выражаясь – клещами. На пытки попросту не было времени. Судя по доносившемуся в окно гулу, толпа на улице продолжала прибывать. И не важно, попытаются местные обитатели отбить уважаемого земляка или на шум пожалуют настоящие полицейские – и то и другое развитие событий грозило нам самыми серьезными неприятностями.

– Значит, сотрудничать не желаете, – вздохнул я и скомандовал: – В наручники его. Увозим с собой.

Рамон с невозмутимым видом лязгнул стальными браслетами, а я прошелся по комнате, внимательно изучая микстуры и зелья. Точнее, лишь делая вид, будто меня интересуют пузырьки и колбы, а на деле – наблюдая за реакцией хозяина. Страх бился в нем все сильнее и сильнее, а страх – та отмычка, которой самого записного упрямца можно открыть как пустой чемодан. Требовалось лишь правильно приложить талант…

– На каком основании?! – выкрикнул старый индус, когда Рамон завел его руки за спину. – Это произвол!

– Изготовление отравы для тугов – как тебе такое основание? – поинтересовался я, изучая сборы трав. – И антинаучная деятельность заодно. Петлю не обещаю, но на сибирских каторгах человеку твоего возраста долго не протянуть.

– Это неправда!

Но правда меня нисколько не интересовала. Я брал в руки то одну бутылочку, то другую и вскоре уловил, как сжалось в смертельном ужасе сердце задержанного.

– Вот! – обернулся я к индусу с небольшой бутылочкой, заткнутой просмоленной деревянной пробкой. – Это разве не яд? Нет? Уверен, что яд.

– Вы не так все поняли! – простонал старик. – Я лекарь!

– И готовишь отраву для тугов, все логично.

– Нет! Это средство для абортов! – выкрикнул лекарь.

– И в самом деле яд, – с брезгливой гримасой отметил Рамон и потребовал: – Поднимайся!

– Не надо! – взмолился индус. – Пожалуйста, не надо! Я все скажу!

По морщинистым щекам потекли слезы, и это вовсе не было игрой на публику; я буквально физически ощущал, как мой талант сиятельного вгрызается в сознание насмерть перепуганного человека. Он уже видел себя среди заснеженной сибирской тайги. Чудак человек, с такими обвинениями на каторгу – за счастье попасть. Выпотрошат и вздернут.

– Акшай Рошан, знаешь его? – приступил я к допросу.

– Это не настоящее имя, – запинаясь, выдавил из себя лекарь. – Я не помню лицо, но это имя было среди документов, которые прошли через меня.

– Поддельных документов?

– Да.

– Когда это было?

– Полгода назад. Может, год.

– А на днях? Он не приходил за новыми документами?

– Нет, – выдохнул лекарь. – Не приходил.

– Мог он обратиться к кому-то другому?

Поникший старик покачал головой:

– Сомневаюсь.

Я жестом велел Рамону снять наручники и предупредил лекаря:

– Мы еще заглянем к тебе. Надеюсь, в следующий раз ты выкажешь большую готовность к сотрудничеству. – И я с силой швырнул бутылочку с микстурой в стену. С тихим хлопком разлетелось по комнате стекло, запахло тяжелым ароматом незнакомых снадобий.

– Уходим!

Мы спустились на первый этаж, вышли на улицу и под злобными взглядами местных обитателей погрузились в броневик. Кузен Рамона поспешно забрался в кабину, самоходная коляска дрогнула и покатила прочь. Вслед полетели проклятия, гнилые фрукты и комья земли.

– Впустую съездили? – спросил Рамон, закрыв окошко между кузовом и кабиной.

– Он не врал, – вздохнул я, вытирая с лица пот. – Нам бы объявить Рошана в розыск и навестить этого жулика через недельку…

– Можно устроить. За дополнительную плату.

Я отсчитал три сотни франков и протянул деньги Рамону.

– Достаточно?

– Еще сотню – нашим бывшим коллегам за содействие. И пятьдесят сверху, если индус попадется и придется отчитываться за ошибочное задержание.

– Поговорить с ним дадут в случае ареста, прежде чем отпустить?

– Разумеется!