на машинах не самые лучшие представители рода человеческого катаются. И, думаю, ночью в этом вопросе кардинальных положительных сдвигов ожидать не приходится. Тут не только пострадавшие от неизвестного заболевания опасны, тут таких как мы надо остерегаться не меньше. А может и больше.
По затылку несильно стукнули, тут же заорали уже с откровенно истерическими нотками:
— Стой! Да стой тебе говорят! Нам назад надо! Назад! К ним! Это моя машина, я к ним хочу! К ним! Поворачивай!
На голову обрушился град непрекращающихся ударов. Неопасные, но взбесить могут даже святого. Затормозил так, что Антон с мертвячкой уткнулись в передние сиденья. Распахнув дверцу, Карат выскочил наружу, вытащил обрез, навел на выбирающегося спутника:
— А ну стоять! Башку тебе снести, что ли?! Ты совсем страх потерял?! На кого руку поднял, слизь?!
Тот упал на колени с такой быстротой, что они с костяным стуком врезались в асфальт. Заломил руки, и без всякой агрессии, давясь слезами, пролепетал:
— Карат… но я должен… Должен… Давай вернемся… прошу тебя… умоляю…
Смотреть, как взрослый мужик плачет навзрыд, было не то что неприятно — вот-вот затошнит. Медленно опустив обрез, Карат тяжело вздохнул:
— Ты ведь не хуже меня понимаешь, что ей никто не поможет…
— Карат… я… но я должен. Просто должен и все… Не хочешь сам, отпусти меня… Я ее довезу… я должен… мы доедем, мы обязательно доедем. Там люди, нам надо к ним…
То, что спутник далеко не уедет, Карат понимал прекрасно. И то, что помощи не дождется — тоже очевидно даже ребенку. Но так же не вызывает сомнения то, что всякие аргументы сейчас бессильны. Антон сделал окончательный выбор, и от своего не отступит. Даже самый слабый человек под давлением обстоятельств может вбить что-нибудь в голову с такой силой, что всемером не выковырять.
По человечески надо его сейчас оглушить и связать по рукам и ногам. Потом сделать доброе дело для Лили — размозжить ей голову. Оставить труп на дороге, повезти Антона дальше. Глядишь, придет в себя, обдумает все без истерики.
Нет, не обдумает. У него уже нет других мыслей, и вообще, Карат ему не хозяин.
— Хрен с тобой, это твоя жизнь, неволить не стану.
— Спасибо… спасибо Карат…
— Если вдруг доберешься до людей раньше, чем до тебя доберутся твари, обо мне помалкивай. Не видел никого и все.
— Понял, — вытирая остатки слез уже почти нормальным голосом ответил Антон.
— Скорость держи, не замедляйся без надобности, особенно если кусты и деревья по обочинам. Дорогу знаешь назад?
— Да. Ты свернул вроде бы всего один раз.
— Та дорога, где фары светили, была перпендикулярна той, по которой мы проехали. Наверху мост, они по нему прошли, а мы низом. Развязка рабочая, заедешь легко, может и догонишь. Все, удачи, ключи в замке.
— Ну так я поехал? Можно?
Карат, пригнувшись, заглянул в салон:
— Кот, ты со мной?
Серый, не раздумывая, убрался с пассажирского сиденья, перешел через водительское, мягко спрыгнул на асфальт, уселся у ног, посмотрел вверх философским взглядом много чего осмыслившего мудреца. Карат, жадно вздохнув и мысленно прокляв свою невесть откуда взявшуюся мягкотелость, переломил обрез, вытащил единственный патрон, протянул и то и другое Антону.
— Держи. Будешь с оружием.
— А ты?
— Там всего один патрон, особо не разгуляешься. А тебе пригодится. Если запрыгнет кто на машину, может собьешь на асфальт. Ну или сам застрелишься.
Антон не стал благодарить. И прощаться не стал. Кивнул едва заметно, забрался в машину, торопливо развернулся, помчался назад. Хороший водитель, зря полицейские не доверяли ему в этом вопросе.
Только вряд ли его спасет умение держаться за баранку.
Карат, вздохнув третий раз, пожаловался внимательно слушающему коту:
— Я ему не только обрез отдал. Топор тоже в машине остался. Ну не лох ли я после такого?
Кот, ничего не ответив, начал тщательно вылизывать кончик передней лапы.
Карат, посмотрев вслед удаляющимся огням, развернулся спиной к исчезающей во мраке машине, зашагал по темной дороге. Он не знал, вела ли она на так нужный ему запад. Но точно знал, что оставаться на месте, где только что шумел двигатель автомобиля, нельзя.
У тварей отличный слух.
