Пока его не было, я, чтобы не вырубиться, стал перебирать трофеи, которые маркитант счёл полезными. «Урожай» не был богатым. Самым ценным приобретением стал арбалет, который проводник взял с собой, второй пострадал в схватке. Ритуальные кинжалы дампов и копья были забракованы сразу. Шестопёры – аналогично. В нашем случае – лишняя тяжесть. Мне понравился двуручник главаря дампов, однако к своему мечу я привык больше, этот был чрезвычайно тяжел, и я не собирался менять коней на переправе. Тем не менее, трудно было справиться с земноводным, которое норовило задушить меня при виде великолепно выкованного двуручника.
Порывшись в вещмешках дампов, я извлёк оттуда несколько банок тушёнки с надписью «восстановлено». У дампов есть свои секреты. Они умеют давать вторую жизнь вещам, даже просроченной еде.
Как ни крепился, но появление маркитанта я прозевал, хотя он не особенно маскировался. Василий кинул пожитки, прихваченные из разбитого самолёта, и присел рядом.
– Живой ещё?
– Не дождёшься, – буркнул я.
– Мне нравится твой оптимизм. Я заберу. – Он протянул руку к автомату. – С твоего позволения, конечно.
– Бери, – легко согласился я. – Мне чужого не надо.
– Уходить отсюда надо. Не верю, что тут только эта семёрка ползала. Ещё есть.
– А куда уходить – знаешь? А главное – как. Самолёт-то у нас – тю-тю, – невесело произнёс маркитант.
– Ты проводник, тебе и карты в руки. Направление одно – Кремль. А маршрут… На твоё усмотрение.
– Я догадывался, что лёгкого пути не будет, но чтобы настолько… – протянул проводник. – Мы ведь в тумане, наверно, опять с пути сбились. Занесло нас хрен знает куда!
– Меня хрен интересует мало. Мне главное, чтобы ты разобрался.
– Разберусь, – согласился он. – Но только утром. Надо на ночлег устраиваться.
– Здесь?
– Да.
– Рискованно. А если другие дампы припрутся?
– Снаряд дважды в одну воронку не падает.
– Так то – снаряд, а тут дампы!
– Хочешь сказать, что сможешь идти?
– Хочу, – заявил я и попытался встать.
Однако тут же потерял равновесие, Василий едва успел подхватить меня и помог опуститься обратно.
– Сдаётся, ходок из тебя неважный, – констатировал он. – А переть тебя на себе я, извиняюсь, не стану. В общем, сейчас насчёт лёжки что-то придумаем, а об остальном кумекать будем завтра. Только ты смотри – не помирай!
– Сам не хочу, – криво усмехнулся я и канул в забытье.
Тьма… чернота… безбрежное море разлитых чёрных чернил… Тишина… покой… Равновесие между мной и миром, идиллия. Я растворён в каждой капле тьмы, я везде и нигде. Мне хорошо и уютно, хочется остаться здесь навсегда. Тут нет проблем, нет волнений, нет боли. Ты в полной гармонии с окружающим. Оно в тебе, а ты в нём. Это грань между жизнью и смертью, это выбор. Но мне не страшно, я расслаблен, как растаман после крепкого косяка. Что бы ни происходило за гранью моего мира, меня это совершенно не касается. Я плыву по течению, готов принять любой конечный пункт. Меня не пугает финал.
Тоненькие ниточки всё же связывают меня с реальностью. Это из-за них до меня доносится тревожный шёпот проводника:
– Парень, ты весь горишь!
Звук искажается. Доносится, как из глубоко колодца. Или это я нахожусь на самом его дне?
– Нечай, тебе нужно держаться. Терпи, парень, терпи.
Я хочу объяснить этому дураку, что мне и без того здорово. Что я в полной нирване. Тьма – мягкая, как одеяло, она бережно укутывает меня, защищает, баюкает. Как можно променять блаженное состояние неги на грубость и жестокость, в которых я дотоле пребывал? Прости, маркитант! Прости, отец! Прости, Варя… Варя?! Стоп, а как же она? И как я без неё? Если бы мы могли разделить эту тьму на двоих… Я хочу вновь прижать Варю к себе, хочу любоваться её глазами, целовать, обнимать, говорить до рассвета!
Мой мир, я иду к тебе!
– Ай! Зараза! – С моих губ полетели ругательства и проклятья.
Никогда бы не подумал, что пробуждение может оказаться столь невыносимым. Было больно, жутко больно, меня словно рвало на части, перемалывало в мельничных жерновах. Раскалённые иглы впивались в мою плоть, тысячи пчёл жалили бренное тело.
– Молодец, Нечай! Терпи! Сейчас легче будет. Вот, попей.